Эфир ведет Алексей Венедиктов.

14:06 в Москве, добрый день. У нас в гостях Первый заместитель Председателя Банка России Алексей Улюкаев. Добрый день.

Добрый день.

Я хотел бы начать с одного вопроса, который затронул в нашем эфире два дня назад председатель Комитета Совета Федерации по финансовым рынкам Дмитрий Ананьев. Он сказал, что не надо так бояться инфляции, как надо бояться дефляции в следующем году. Первый вопрос. Разобьем его на два. Ваш прогноз по инфляции все-таки в этом году? Месяц назад вы были в студии, говорили, что может быть, на 1–2 пункта от прогноза инфляция в году в 2008-м вырастет. С учетом последнего месяца, какой ваш прогноз?

Вот сейчас это скорее два пункта, чем один. То есть, мы полагаем, что 13 процентов, примерно, около 13 процентов к концу года, но мы уже видим, что темпы инфляции существенно снижаются относительно прошлого года. У нас в прошлом году по октябрю было 1,5 процента, сейчас будет меньше одного. И уже сказывается, конечно, что началось некоторое кредитное сжатие, то, что существенно снизились денежные показатели, денежная база и денежная масса.

Пожалуй, по этим показателям мы впервые оказываемся ниже прогноза. Мы все время были выше прогноза, а теперь оказываемся ниже прогноза. Как всегда в этом месте плюсы и минусы, но с точки зрения инфляции, похоже, что мы вот этот пересмотренный прогноз выполним.

13%?

13%. И шансы на существенное сокращение инфляции в следующем году высокие.

А дефляция?

Дефляция — это такой зверь, которого мы не знаем, никогда не видели — где он водится? Он водится только в Японии — вот одна страна, где его знают. Я думаю, что, конечно, такое нам не угрожает ни в коем случае. У нас может быть некоторое снижение цен производителей, то есть могут снижаться цены на цемент, металлопрокат, кирпич, панели и так далее — это возможно.

Возможно, конечно же, снижение цен на дизтопливо, на бензин, авиатопливо. Это может повлечь за собой снижение отпускных цен на построенное жилье, офисные площади, что-то еще, на какие-то промежуточные товары. Что касается потребительского рынка, то видимо, конечно, это влияние не может быть таким сильным, чтобы вызвать дефляцию, но существенное снижение инфляции возможно.

Вы говорите о снижении цен, но будет ли Центральный банк, я не знаю, как это принято по процедуре и принята ли такая процедура, рекомендовать Правительству пересмотреть план по повышению тарифов с учетом складывающейся истории?

Мы уже знаем, что в Москве на транспорт будут повышены тарифы, мы знаем, что энергетическая комиссия обсуждает ныне довольно значительное повышение тарифов. Но с учетом общеэкономической ситуации, будет ли такая рекомендация? Может быть, она не обязательна для ЦБ?

Мы не делаем таких рекомендаций. Все-таки конституционное требование — независимость Центрального банка — предполагает независимость как в ту, так и в другую сторону: то есть мы не зависим от Правительства, но и Правительство независимо от нас. Наверное, были бы не совсем корректны такого рода рекомендации. С другой стороны, понятно, что тарифы естественных монополий — во многом отражение их инвестиционных программ. Насчет инвестиционных программ у нас есть мнение. Оно связано в основном не с тарифами, оно связано с заимствованиями, которые делают или уже сделали эти компании за рубежом.

Мы понимаем, что во многом они связаны с инвестпрограммами, особенно программы инвестиционного будущего будут тоже требовать дополнительных заимствований. Сейчас это было бы сделать очень сложно. Известна программа, по которой мы даем фондирование ВЭБу в размере 50 миллиардов долларов, а он направляет их на перекредитование банков и компаний, которые имеют задолженность срочных погашений до конца следующего года перед иностранными кредиторами. И вот это важный момент. В этой связи, конечно же наращивание инвестпрограмм затруднило бы реализацию этих мероприятий, и мы бы, конечно, рекомендовали бы максимально консервативное отношение к инвестпрограммам. А побочным следствием этого может быть и пересмотр тарифов. Но это полная компетенция Правительства.

Еще один сюжет, который у нас будет вечным с вами на регулярной основе, — это приток и отток капитала. Недавно Председатель Правительства, как я понял, намекнул, что приток-отток будет равен нулю. Какая реальная история с притоком-оттоком капитала в этом году и за последние месяцы?

Значит, относительно этого года. По итогам 9-ти месяцев мы имеем практически ноль. 0,8 миллиарда чистого притока частного иностранного капитала, но это предварительная цифра: всегда мы через месяц ее уточняем. Так что возможно почти в ноль превратится, полностью в ноль или какую-то другую близкую цифру. Причем, в основном снижение падает на август и особенно сентябрь. За эти два месяца — порядка 32-х миллиардов минуса август, порядка 25-ти — сентябрь.

И как это сейчас в три недели октября? Я понимаю, что итога нет, но ускоряется, остановилось? Все убежали, наоборот все прибежали?

Итога нет. У меня ощущение, что он замедляется. Что он в октябре есть, но он существенно замедляется. Мы это в основном видим по той статистике, которая нам доступна регулярно — это иностранные активы банков. Во многом отток августа и особенно сентября шел по каналу иностранных активов банков. То есть он шел по линии ухода нерезидентов с нашего фондового рынка, но он не такой емкий, чтобы вот такую большую цифру порядка 25-ти миллиардов за месяц объяснить. Во многом это уход наших банков в валюту. Что это означает? Статистически это отток капитала по нашей методологии, и это правильная методология. Но что это означает?

Скажем, клиенты банков размещают у него валютные депозиты. Например, исходя из того, что долларовая перспектива кажется им привлекательной, потому что все последнее время доллар укреплялся относительно всех валют, в том числе и рубля. Они размещают долларовые депозиты, рассчитывая, может быть, на продолжение той же тенденции. И у банков оказывается большое количество валютных пассивов. Что им с ними делать? Они могут либо постараться их разместить в валютные же активы, то есть кредиты выдать в валюте, но это специальная работа с заемщиком. Это не делается за дни, это делается за недели и месяцы.

Хотя, я разговаривал с семью банками, у них есть такое намерение, они его реализуют, но требует времени. Тогда они берут и размещают на короткий срок эти средства в депозиты иностранных банков. Это бывает совсем короткий срок — кредит овернайт, то есть до следующего дня. Или недельный депозит. Но статистически — это означает отток капитала. И эти цифры сопоставимы со всем объемом. Скажем, 20 миллиардов близки ко всему объему оттока капитала. По этому показателю мы видим, что уже в октябре происходит некоторое сокращение. Я бы даже сказал, что существенное сокращение.

То, что происходит на фондовом рынке — вот этого мы не видим. У нас есть только ощущение, но нет цифр. Но в целом, я еще раз полагаю, что в октябре будет отток, но он будет существенно меньше чем в сентябре.

В этой связи Борис из Москвы Вас спрашивает: «В последнее время в СМИ неоднократно затрагивалась тема активного вывода денег «дочками» иностранных банков из России посредством межбанковского кредитования иностранных контрагентов, материнских компаний. Можете ли вы объяснить, какова ситуация с иностранными банками, их «дочками» на самом деле?»

Это почти то же самое, о чем я уже сказал. Вот именно они в большей степени, иные банки тоже имеют такую проблему, но больше именно «дочки» иностранных банков. Они имеют большой объем притока валютных депозитов и населения, и юридических лиц.

В ряде случаев есть такой феномен — когда материнская компания, материнский банк, который имеет здесь российскую «дочку», выдает кредиты российскому заемщику валютные, а тот его размещает на депозит у «дочки».

Но российского, российского, да?

У российского, да. И с точки зрения баланса этого банка, «дочки», у него резко выросли валютные пассивы, и он начинает искать возможность их разместить. У него есть такая возможность, о которой я уже сказал, к которой они обычно прибегают. То есть, они размещают, прежде всего, в свою материнскую компанию — это особенно характерно именно для «дочек» иностранных банков. Там они размещают в совершенно понятные им депозиты, получают какой-то небольшой доход, но они не для доходов, а просто им нужно разместить пассивы.

У них есть альтернатива. Какая? Продать эту валюту здесь на валютном рынке, и разместить средства в рублях. И мы им говорим: «Смотрите, мы серьезно повысили ставки по депозитам Банка России. Возможно, у вас есть проблемы с какими-то российскими заемщиками. Вы хотели бы быть консервативными и осторожными. Что ж, это ваше право. Но вот вам стопроцентно надежный заемщик. У вас есть вопросы к этому заемщику, к Банку России?» Он говорит: «Нет. У нас к этому заемщику вопросов нет» — «Ну, размещайте».

Мы сейчас существенно повысили свои ставки, у нас теперь 4,75 — это депозит овер-найт и 5,25 — это недельный депозит. Очень неплохие условия. И сейчас они тоже начинают такого рода действия совершать.

То есть это не является каналом, таким вот, «пылесосом»?

Это не является «пылесосом»! Это не является «пылесосом», но это, как ни крути, отток капитала. С точки зрения иностранных «дочек», это выглядит, как если они собирают здесь средства от российского резидента.

«Пылесос», «пылесос»!

И вывозят их туда, статистически. Но поскольку они вывозят все-таки на короткий срок — это их средства, это не средства материнских компаний — и когда им предлагается инструмент, который соответствует их представлениям о надежности и выгодности, и они начинают им пользоваться, то оказывается, что этот как бы «пылесос» довольно легко поворачивается в обратную сторону.

И не пылью. В связи с этим у меня есть некий сектор предложений, который, видимо и Вам в том числе, направят руководители Совета Федерации. Или уже направили, а может, они направили только мне — я еще не знаю. Но думаю, что Вам тоже. В частности среди этих предложений есть предложение установить страховое покрытие депозитов физических лиц в размере 100 процентов от вклада, вне зависимости от суммы. Как Вы относитесь к этому предложению?

Мне представляется, это избыточное предложение, даже избыточной силы. Такого рода меры предпринимаются обычно в атмосфере паники. Не следует, мне кажется, совершать панических действий, нужно всегда действовать с холодной головой, достаточно спокойно. Вот мы повысили до 700 тысяч покрытие.

Это 700 тысяч на одного лица или это 700 тысяч на один вклад? Нас спрашивают люди: «Если у меня 700 тысяч один вклад и 600 тысяч другой вклад. Что страхуется?»

Страхуются вклады в одном банке.

В одном банке!

Если у вас в одном банке три вклада: 500 тысяч рублей, 100 тысяч и еще 300 тысяч — всего 900, у вас будет застраховано 700 тысяч, а 200 не будет.

А если это в разных регионах?

Необязательно в разных регионах. Достаточно в трех разных банках на одну улицу выходящих, и все.

Нет, а если в трех отделения Сбербанка — в Туве, в Москве и, скажем, во Владивостоке? Это один банк?

Это один банк.

Это один банк—  региональные отделения не считаются.

Это один банк. А если вы положили в трех разных банках, например, по 600 тысяч — и у вас миллион 800 тысяч рублей, то эта сумма застрахована. 700 тысяч — это 98 процентов всех вкладчиков, и порядка 60 процентов всех вкладов. Поэтому остается очень малое количество вкладчиков, которые не закрыты этой страховкой. Это, в основном, достаточно крупные, соответственно большие суммы.

А что мы видим? Иногда мы видим совершенно нелогичное поведение граждан, владельцев этих средств.

Имеется в виду — больших?

Нет-нет! Интересно, что небольших. Вот человек приходит и закрывает депозит на 200 тысяч. Ему говорят: «Что ты делаешь? У тебя всего 200 тысяч, тебе до 700 гарантированно, стопроцентно вернут». Но он снимает. Он почему-то это делает. Почему? Потому что он охвачен паническим инстинктом: «Все побежали, и я побежал вместе со всеми. У меня нет времени подумать, остановиться».

Так никто не побежал, как я понимаю?

Кто-то побежал — какой-то его сосед, какой-то его сослуживец. Он боится опоздать, хотя нельзя опоздать—  это гарантированно.

По всем банкам? По любому банку?

По всем банкам, которые входят в систему страхования — это 900 банков. Но только эти банки, которые входят в систему страхования, имеют право привлекать депозиты у населения, у физических лиц. Поэтому, если у вас приняли депозит, значит, вы застрахованы автоматически.

Это если человек ведет себя иррационально относительно 700 тысяч, он будет вести себя иррационально относительно любой другой цифры. Если он будет вести себя рационально относительно другой цифры, то он будет вести себя и рационально относительно 700. Когда приводят примеры, что в некоторых европейских странах ввели, значит, там история специальная. Первой ввела Ирландия — у нее сейчас нет времени, у нее было специальное основание для того, чтобы это сделать. Основание — такая специфика устройства банковской системы Ирландии, которой нет в других странах. Но, как только они ввели, сразу возникла негативная конкуренция, то есть...

...Все кинулись туда, в ирландские банки?

Да. Поэтому, как ответная мера, исключительно как ответная мера, стали вводить некоторые другие страны—  сейчас, по-моему, таких стран семь. Нам не нужно и ни к чему участвовать в этой конкуренции, у нас эффективная действующая система страхования вкладов, у нас под 100 миллиардов средств сейчас в этой системе.

Закон, который сейчас идет в Государственной Думе, предполагает дополнительную капитализацию Агентства по страхованию вкладов. По закону они обязаны в течение двух недель гражданину выплатить причитающиеся ему средства, но практика, которая у нас была, показывает, что и одной недели не требуется, это всегда делается за 4–5 дней, очень быстро.

Немножко вбок уход, скажите, а зарплаты, которые начисляются на карту, застрахованы? Если зарплата начисляется на кредитную карту.

Если она находится в банке на счете и не превышает в сумме 700 тысяч, то да, конечно. Это же не зарплата, это средства на счете.

Средства на счете. В связи с этим еще один вопрос, который кажется непростым. В Банк России тоже поступят предложения одобрить временное вхождение государства в капитал крупнейших частных банков через приобретение привилегированных акций. Как вы смотрите на такую меру?

Ну, пусть они сначала придут эти обращения.

Придут, придут!

Вот как только — так сразу. Как придут, так будем рассматривать.

Но это логично с точки зрения выстраивания?

Это один из вариантов. Почему нет? Сейчас мы избрали другой вариант. Мы избрали вариант субординированных кредитов. Субординированный кредит, который мы непосредственно выдали Сбербанку, а Правительство через ВЭБ, размещая депозит в ВЭБе. ВЭБ дает субординированные кредиты, работает таким образом с ВТБ, с Россельхозбанком, а также с любым частным банком, который удовлетворяет двум условиям: во-первых, имеет какое-то рейтинговое агентство, а во-вторых собственника или иные третьи лица, которые собственно готовы на каждый рубль, предоставленный им Правительством, поставить свой рубль.

Субординированный кредит — это считается капиталом второго уровня, то есть он позволяет соблюдать соответствующие нормативы и быть источником и фондирования ликвидности, и капиталом — привлекать пассивы и так далее. Вот он дается на 10 лет до 19-го года, и с нашей точки зрения позволяет снять все эти проблемы. Приобретение привилегированных акций также является способом увеличения капитала банков, это нормальный способ и некоторые страны выбрали его. В известном смысле эти два способа альтернативны — можно выбрать один, можно выбрать другой. Мы пока сейчас работаем по первому способу, никакой специальной идиосинкразии, неприятия этого второго способа привилегированных акций у нас нет. Просто мы выбрали другой вариант пока.

Несколько вопросов в этой получасовке от наших слушателей, которые прислали по интернету заранее. Фаустова, социолог: «Мне хочется понять, что будет с паевыми фондами? Сейчас вкладчики в пае потеряли до 40 процентов вложенных средств. Есть ли надежда, что они восстановятся в обозримом будущем? Или лучше забрать хотя бы остаток? Буду благодарна за разъяснения». Особая история паевые фонды.

Особая история паевые фонды. Это способ участия граждан, населения на фондовом рынке или, может быть, паевые фонды, которые работают с недвижимостью, на таких рынках, где их вложение недостаточно, чтобы самому работать, и квалификация недостаточна, чтобы самому работать. Я полагаю, что, как правило, это не последние деньги у человека. Соответственно, он может их на сравнительно долгий срок отложить. И я думаю, что это было бы самым правильным поведением. Как бы, временно забыть об этих средствах и вспомнить о них через, там скажем, два года, когда ситуация на фондовом рынке изменится, как я лично глубоко убежден.

Вы думаете, года два будет? Кто-то сегодня сказал 15 месяцев, или это вы сказали 15 месяцев?

15 месяцев я говорил, исходя из того, что закон отвел нам 15 месяцев до 31-го декабря 2009-го года. Но это не только закон, но и логика говорит о том, то, что мы знаем о кризисах, которые случались прежде на финансовых рынках, как они развивались.

Вообще, интересно. Тут есть три вида этих кризисов, и аналитики присваивают им названия в зависимости от латинских букв. Есть V-кризис — быстрый спад, быстрый подъем. Есть U-кризис — довольно быстрый спад, довольно быстрый подъем, но между ними некоторое плато. И есть L-кризис — быстрый спад, а потом длинное, длинное плато внизу. Вот то, что мы знаем, то, что говорят сейчас аналитики, говорит, что, скорее всего, все-таки это будет вариант V- или U- с маленькой вот этой низкой ножкой.

И вы планируете года два?

Такие вещи не планируются, естественно. Мы предполагаем, мы ожидаем, что уже в 2009-м году начнется восстановление, и в 2010-м году весьма вероятно, что выйдут рынки на докризисный уровень.

Тут такая история, мне напоминают: «А вы спросите, население забирает деньги из банков или нет?» Есть ли у вас цифры? Во всяком случае, мы такой картинки не очень видим, и что массово побежали, как в 98-м, —такого нет. И это хорошо, потому что застрахованы вклады. Но в принципе, что происходит с деньгами на частных счетах?

Движение.

Какое движение?

Движение разнонаправленное.

То есть, кладут?

И кладут, безусловно. Значит, больше сейчас кладут на валютные депозиты. У нас в течение предшествующих, наверное, шести или даже семи лет доля валютных депозитов неуклонно сокращалась, происходила дедолларизация экономики, рублевые депозиты росли. Сейчас наметилась некоторая тенденция к росту валютных депозитов. Но рублевые тоже — в отдельных банках, в отдельных случаях растут. Мы видели, что были такие, может быть, всплески. Один был — это где-то третья, наверное, неделя сентября, и второй всплеск — это вторая неделя октября, когда было некоторое снижение величины депозитов. Затем эта часть компенсируется.

Но в любом случае, конечно, такого роста депозитов, как был в прошлом году, в позапрошлом нет и по итогам года, конечно, не будет. Наверное, по итогам года прирост депозита будет, может быть, в два раза меньше, чем это было год назад.

Но прирост?

Безусловно. По итогам года.

То есть, по итогам года будет прирост?

Никакого сомнения. По итогам года будет, безусловно, прирост, прирост существенный, большой, объемный, но меньше в процентах, чем это было в прошлом или позапрошлом годах.

Еще один вопрос. Вот Виктор из Москвы, он в виде шутки, а я серьезно спрошу: «Нет ли в планах Центробанка дать заказ Госзнаку в 2009-м году приступить к выпуску 50-тысячных купюр?» Я про 10-тысячные уже не спрашиваю.

Нет, таких планов нет — ни 50-тысячных, ни 10-тысячных.

Ни 10-тысячных нет?

Нет там и 9,5-тысячных. Такого рода планов нет. Мне кажется, купюрный состав сейчас вполне адекватный, а то, с чего мы начали разговор — о том, что сейчас шансы на существенное снижение инфляции есть и то, что уже существенно снижается денежная масса—  говорит о том, что и спрос на наличность. Он связан с этими показателями. Я думаю, что мы с таким составом купюр еще поживем.

А монетки?

Ну... А что монетки?

Изымать.

Изымать? Ну, не знаю. С моей точки зрения.

Ну как «не знаю»? Это ваша работа — изымать.

У нас как-то система однопартийная, но многоподъездная была советская, да? У нас тоже несколько подъездов. Вот, это не мой подъезд. Я хочу сказать, что есть идеи, конечно — самую маленькую там, копейку изъять, но окончательных решений нет. В принципе, лучше изъять, но ничего страшного, если и будут — это такая вещь, амбивалентная.

«Копейка будет беречь 50-тысячную купюру».

Которой нет и не предвидится.

Вот такая новость была на этой неделе: письма с просьбой досрочно погасить задолженность по ипотечному кредиту в размере 30 процентов получили в октябре заемщики... не буду говорить, какого банка. Объясняется тем, что залог, то есть стоимость недвижимости падает, и это дает им возможность пересмотреть сроки выплаты кредита. Вообще, ЦБ будет следить за тем, и как будет следить, и как относится к таким вещам, когда тот или иной банк начинает решать свои проблемы, резко поднимая договорные ставки, сокращая сроки, то есть, пересматривая условия кредитов, в том числе и ипотеки.

Знаете, когда есть проблема — всегда обе стороны, и покупатель, и продавец стараются ее решить за счет другой стороны. Есть правовая сторона дела — предполагает ли договор двух сторон возможность пересмотра, например. Если есть депозитный договор, и граждане снимают досрочно — этим они ставят в затруднительное положение банк при выполнении других обязательств, но по закону они имеют право это делать, у нас пока нет безотзывных депозитов.

А их надо делать, безотзывные документы? Норму вводить?

Я считаю, что надо. Потому что у гражданина должен быть выбор. Значит, я пришел в банк, мне сказали: «У тебя есть возможность положить деньги на отзывный, обычный депозит под такой-то процент или на безотзывный на 2 процента больше. Выбирай». Я сделал свой выбор, мне хочется получить большую доходность, я за это плачу тем, что не могу его отозвать досрочно. Или я говорю, что «нет, я хочу иметь эту возможность, но зато я имею меньшую доходность». Мне кажется, нормальное решение проблемы.

Так вот, если договорные отношения банка и его клиента предполагают возможность изменения ставок и по ипотеке, а, кстати, ставки там разные — есть договор с фиксированной ставкой ипотеки, есть с плавающей ставкой. В одних случаях есть очевидное правовое обоснование таких действий, в других такого обоснования нет. В любом случае, конечно, Банк России будет за этим пристально смотреть, будет работать в этом направлении. Мы считаем, что ипотека — это ведь довольно большой банковский бизнес, это большие объемы, и мы сделали некоторые шаги, для того чтобы поддержать банки, которые занимаются ипотекой, а следовательно поддержать их клиентов, граждан.

Сейчас, принимая в залог при наших операциях рефинансирования некоторые виды облигаций с ипотечным покрытием, когда некоторые ипотечные агенты выпустили соответствующие облигации на рынок, за которыми стояло ипотечное покрытие. Это дает ликвидность определенную банкам, потому что сейчас ведь, в чем их проблема с ипотекой? Раньше они покупали у населения ипотеку, а затем ее секьюритизировали, то есть давали рынку облигации на этом основании.

Сейчас рынка для этого нет, и они должны держать на своем балансе этот объем. Это соответственно дает возможность, во-первых, совершать эту деятельность впредь, новую ипотеку покупать, во-вторых, дает им некоторые проблемы с точки зрения фондирования. Если мы решаем эту задачу, даем им ликвидность через операции рефинансирования и так далее. Значит этот тромб с ипотекой может рассасываться, а, следовательно, у банка не будет оснований для повышения дополнительных процентных ставок и так далее.

Но вы же даете не всем банкам?

Есть инструменты, по которым не всем, а есть инструменты, по которым просто всем можем дать. Вот, в частности, у нас есть такие нормативные акты по предоставлению рефинансирования под залоги нерыночных, неторгуемых активов, то есть под залог кредита, который банк выдал заемщику своему или векселя. Так вот, есть возможность любого кредита любому заемщику практически дать, это рефинансирование.

К сожалению, мы очень долго банки, ну, наверное и мы — тут всегда виноваты обе стороны — долго очень как бы подходили к реализации этого положения, но сейчас уже у нас пошли реальные рефинансирования, уже за прошлую неделю порядка до 10 миллиардов рублей мы по этому каналу дали. А хотим дать и можем дать сотни миллиардов, и это будет касаться просто любого банка. Потому что я уже, по-моему, в этом эфире говорил — что если банк не имеет на своих балансах кредитов вообще, никого не кредитует, тогда уж это, извините, не банк. Каждый банк — он потому и банк, что он кредитная организация, что он кредитует.

Смотрите. Мария, учитель пишет: «Сегодня видела по кабельному каналу сюжет о китайской экономике. Рассказ был о том, что частным компаниям в Китае государство выдавало кредит под 0 процентов», — пишет Мария, учитель из Москвы. А у нас получилось, что даже госкомпании занимали на Западе астрономические цифры.

Когда мы говорили о том, какой процент за кредит, мы плохо... при этом одновременно помните, какой же уровень инфляции. Вот если сейчас у нас с вами инфляция к октябрю порядка 14 процентов.

Годовая. Вот эта, октябрь-октябрь, годовая.

А, допустим, мы ожидаем, что по году будет 13 процентов, а Банк России дает кредиты под 8 процентов под вот это обеспечение. Вы сейчас можете на полгода, банк, получить под 8,25 процента под кредитный залог. То есть, под минус 4, под минус 5. Это не ноль! Это минус четыре. Вот какого рода возможности поддержания нашей банковской системы есть у Банка России, и которыми мы пользуемся.

Работник банка из Самары спрашивает: «Почему ЦБ до сих пор без залогов кредитует банки по рейтингам дискредитировавших себя западных рейтинговых агентств. Например, ВТБ с прогнозом негативным получает огромные средства. А что делать мелким региональным банкам, которые кредитуют малый и средний бизнес, кто их поддержит?»

Значит, во-первых, до сих пор не совсем понятно. Мы только приступили к этому, мы провели только на прошлой неделе два таких аукциона, и разместили немного более 420 миллиардов рублей. Деньги большие, но история эта довольно короткая. Мы понимаем эту проблему, потому что действительно эти, так называемые, международные рейтинговые агентства... На самом деле статус международных им никто не присваивал, нет никакой процедуры определения этого международного статуса. Это просто американские рейтинговые агентства, которые по практике делового оборота стали работать на всех остальных рынках. А, кстати, в американском Конгрессе недавно были слушания относительно работы рейтинговых агентств и того, что их рейтинги в последние годы существенно отличаются от реального положения дел в рейтингуемых ими банках и финансовых компаниях. Так что там тоже к ним есть вопросы.

Так вот, понимая это, в законе, который приняли законодатели, специально есть нормы, что принимаются банки, имеющие рейтинг рейтингового агентства. Не сказано международного, иностранного, американского, какого-то еще. То есть мы предполагаем, что российские годятся тоже. И сейчас у нас есть несколько российских рейтинговых агентств, которые присваивают рейтинги банкам. К сожалению, они небольшие, их нельзя назвать мощными организациями. Но я считаю, что мы должны им дать шанс — и мы даем им этот шанс.

Мы сейчас с ними находимся в контакте, мы смотрим их методики, мы должны совместно с Минфином разработать правила и параметры. Мы готовы, допустим, будем принимать рейтинги рейтинговых агентств, которые удовлетворяют таким-то условиям относительно состава участников и профессиональной их квалификации, там, капитала, чего-то еще, и мы будем принимать их рейтинги также. Приведем таблицу их рейтингового соответствия с рейтингами международных агентств, и будем ориентироваться также и на них. Это безусловно в наших планах.

Оксана, домохозяйка из Москвы: «Будет ли девальвация рубля?» Такой прямой вопрос.

Значит, прямой вопрос — прямой ответ, да? Вот что такое девальвация?

Ну... вот человек спрашивает, я не знаю, что такое девальвация, что такое рубль, кто такая Оксана? Я задаю вопрос: будет ли девальвация рубля?

Вот обычно, Оксана, скорее всего, как и многие, как и, например, мои родственники под девальвацией предполагают резкое снижение стоимости рубля относительно других валют. Вот я не вижу оснований для того, чтобы такая девальвация произошла. У нас пока хороший платежный баланс, положительный; у нас большие резервы; у нас все фундаментальные обстоятельства нашей экономики вовсе неплохие, и из-за того, что есть мировой финансовый кризис, волны которого докатываются до нас, вовсе не следует, что рубль должен быть девальвирован вот в этом смысле относительно валют других стран, большинства других стран.

Другое дело, что колебания происходят постоянно. У нас есть корзина, состоящая из двух валют — доллара и евро — и мы в своей операционной практике ориентируемся на эту корзину. Это означает, что если доллар стал крепче, чем евро на мировом рынке — вот сейчас именно такая полоса, то он становится крепче и относительно рубля. Но мы сглаживаем это колебание. Вот, корзина состоит примерно поровну из долларов и евро, поэтому, грубо говоря, если доллар относительно евро укрепляется на 1 процент, то относительно рубля мы в два раза эту волну сглаживаем, на полпроцента.

Когда движение идет в противоположную сторону, доллар ослабляется относительно евро — мы и это тоже сглаживаем: тогда если он ослаб на один процент, то против рубля он на полпроцента, сглаживание происходит. Вот и все. То есть, мы не играем против мировых тенденций, но мы немного оберегаем наших граждан, наши компании от крайностей этих движений.

А Центральный банк с условием этого резкого роста курса доллара последнюю неделю — он будет в каком-то коридоре все-таки это держать? Или пока пусть оно плавает?

У нас есть такой коридор технической поддержки, но мы его ориентируем именно относительно этой двухвалютной корзины, поровну состоящей из рубля и доллара. Вот мы поддерживаем нижний уровень этой корзины, то есть, если вот эта средневзвешенная цена, пара из доллара и евро, приближается к нижней границе — мы покупаем, когда к верхней границе — мы продаем. Но внутри, во-первых, это примерно ширина этого коридора порядка 4-х процентов от стоимости этой корзины.

Вы не собираетесь пересматривать ширину коридора? Вот о чем вопрос-то. Не пора ли?

Мы уже говорили, что в настоящее время мы не видим оснований для пересмотра границ коридора.

Это важно. Вот смотрите, еще один вопрос. Он очень интересен, на мой взгляд. Я на это никогда не обращал внимания. Хакимуллин Булат, студент из Казани. Говорит: «Обратите внимание, всюду бушует экономический кризис, но не каждый знает, что активам исламских банков не только удалось удержаться на прежнем уровне, но и уйти в заметный плюс по сравнению с западными и американскими коллегами. Как вы думаете, с чем это может быть связано? Не является ли исламская модель финансов более эффективной, чем американская или европейская?»

Ну, во-первых, студент всегда должен быть умнее профессора. Я — профессор, он — студент.

То есть, нет ответа, Алексей?

Нет-нет, есть, почему? Значит, понимаете, понятие «исламский банк» растяжимое. Потому что иногда это говорят, что просто банки, которые зарегистрированы в странах исламского мира, а иногда говорят, что это те банки, которым нельзя брать процент согласно принципам Ислама, но можно брать долю, например, в собственности. Тогда вы как бы кредитуете, но по-другому получаете плату за свой кредит. То есть, я хочу сказать, что здесь есть существенная разница в учете этих операций, поэтому часто бывает несравнимо. Вот когда исламский...

А! То есть вопрос учета?

С моей точки зрения, это вопрос учета, потому что нельзя впрямую сравнить эти две вещи, эти две позиции.

Интересный был вопрос. Елена, банкир из Москвы: «Не планируется ли в качестве чрезвычайной меры возвращать капитальные ограничения и вводить обязательную продажу выручки экспортерами?» Хороший вопрос?

Хороший вопрос. Законодатель нам запрещает это. Значит, был принят 2,5 года назад соответствующий закон. Мы не имеем права вводить никаких ограничений на движение капитала ни административные запреты или квотирования.

Не, ну закон можно поменять. Вы считаете полезным сейчас или нет — откорректировать закон? Или необязательно?

Понимаете, конечно, наша жизнь была бы легче, вот мне было бы проще. Я, может быть, имел бы свой выходной. Но в целом я считаю, наверное, это неправильно, потому что фундаментально это очень большое завоевание нашей экономики, это свободное движение товаров и капиталов. Это фундаментальное завоевание оборачивается высокими темпами экономического роста всех последних лет, доходами и так далее. И если мы хотим и в дальнейшем, после того как эти волны кризисные схлынут, хотим эффективно и быстро развиваться, нам лучше сохранять эту свободу движения товаров, капиталов, услуг. Поэтому я не считаю, что у нас есть основания сейчас отказываться от этого фундаментального блага.

Галина Петровна Казакова: «Так перевели или не перевели в Исландию четыре миллиарда?»

Насколько я понимаю, никто не переводил никаких миллиардов в Исландию, никаких соглашений на этот счет нет. Ну, о чем-то там говорили стороны. Насколько я понимаю, никаких решений не существует.

Не перевели, Галина Петровна. Это такой был боковой вопрос, а вот не боковой вопрос. Алексей Макаров, юрист: «Каким образом ЦБ сможет не допустить ситуацию, при которой его беззалоговые кредиты для банков уйдут не в кредитование реального сектора, а на валютный рынок?» Какой контроль?

Контроль — это отчетность банковская.

Вы взяли под специальный контроль? Это же вопрос специальный.

Мы, можно сказать, да. Взяли под специальный контроль. Мы специально отслеживаем состояние валютных активов банков, мы говорим банкам, что нас беспокоит ситуация, когда они увеличивают свои валютные активы. Я уже объяснял, что они это делают не от того, что они плохие. Просто от того, что они должны решать некоторые специальные проблемы.

Мы говорим, что мы с одной стороны, готовы помочь вам в решении этих проблем, предлагая хороший качественный канал для вложения в тех случаях, когда вы имеете валютные пассивы, с другой стороны, будем внимательно мониторить, внимательно следить за всеми вашими движениями на этом рынке и будем, мы говорим банкам, свои решения об установлении лимитов по беззалоговому кредитованию устанавливать в том числе и с учетом этого знания о том, как ведут себя банки в этой ситуации с точки зрения увеличения или неувеличения валютных активов.

Теперь немножко к фондовому рынку назад. Все-таки, считаете ли вы сейчас правильным, что государство должно выкупать в первую очередь акции компаний с государственным участием или требовать бай-бэк, то есть выкуп частными компаниями своих акций с рынка, для того чтобы там вообще все это не ушло в минус?

Ну, строго говоря, это не мой бизнес.

Ну да, тогда как эксперт.

Банк России не имеет права работать с акциями компаний, их покупать и так далее.

С точки зрения общей ситуации для экономики. Не для Банка России.

С точки зрения общей ситуации, есть две стороны дела. Есть сторона дела, связанная с поддержанием фондового индекса. Мне кажется, что для нашей страны эта проблема не так актуальна, как для, скажем, Европы или Америки. Потому что через фондовый рынок наши компании получали относительно небольшой объем финансирования, у нас это больше символические такие показатели.

А что важно, мне кажется, просто как-то не по-хозяйски, когда заведомо качественный актив оценивается низко. Вот сейчас ряд банков, стоимость их капитализации ниже, чем стоимость собственных средств банка. То есть, грубо говоря, вы можете этот банк купить, потом на кусочки его порезать, продать — и оказываетесь в плюсе. Это ненормальная ситуация. Поэтому умный инвестор сейчас должен вкладывать в эти несправедливо оцененные активы. Я считаю, что государство как умный инвестор вправе это делать, и в каком-то смысле, может быть, даже и обязано это делать для того, чтобы эти активы по дешевке не были случайным образом хаотично как-то перераспределены.

Вот сейчас я прочитаю достаточно длинный вопрос от Алексея из Санкт-Петербурга. Я понимаю его идеологию, но не понимаю его угроз, скажем так, угроз вопроса. Он спрашивает: «Можно ли провести секьюритизацию долгов крупных российских корпораций? Принять закон о секьюритизации долгов всех российских голубых фишек, всем банкам-кредиторам российских корпораций выдаются суверенные облигации с процентной ставкой Федерального резерва. Кто не согласен, пусть судится сто лет — все равно не получит: секьюритизированные долги ЦБ скупит с рынка по цене в 3–5 раз дешевле».

В принципе, такая схема вполне может существовать, если мы говорим теоретически. Ведь нечто подобное у нас уже было в нашей истории, когда лондонский клуб кредиторов... Значит, был парижский клуб кредиторов и лондонский клуб кредиторов. Лондонский клуб кредиторов — это коммерческие держатели долга России. С ними были переговоры, и им в качестве компенсации за то, что им не выплачивался долг, были предложены на основании договоренности с ними соответствующие облигации государственного долга. Теоретически, конечно, можно кредиторам предложить любую форму выкупа. Это же форма выкупа долгов российских компаний.

Но это принудительная форма выкупа.

Не бывает в мировой практике, почти не бывает принудительной формы — всегда это договоренность. И тогда это было так, были и переговоры, когда стороны искали компромисс, который их устроит. На каких условиях? Там часть погашалась тогда, десять лет назад, живыми деньгами, часть обязательствами — были такие, о них так до сих пор помнят, наверное, участники рынка, эти ценные бумаги. Нечто подобное возможно и сейчас, и отдельный российский заемщик, и, наверное, какое-то государственное агентство может вступать в переговоры с кредиторами на Западе. Наверное, сейчас из этого примут какое-то общее, глобальное решение о всех долгах для всех кредитов. Да не нужно, наверное, оно.

«Но ведь долги тоже подешевели? — правильно пишет Алексей, — Раз подешевели компании. Значит, самое время их скупать?»

Это возможно. И сейчас, например, долги, выраженные в облигациях. Облигационный займ — это форма существования долга компании. И разумные банки покупают на рынке эти облигации, потому что они сейчас дают высокую доходность, они стоят дешево. Банки верят, что их эмитент — это надежное юридическое лицо, они это делают. И это правильная политика. Да, так можно делать.

А вот скажите, пожалуйста. Вот наш внешний долг, имея в виду корпоративный в первую очередь, выражается в цифре полтриллиона. А как оно раскладывается, если вы помните, на этот год и на следующий год?

По нашей оценке платежного баланса, примерно чуть меньше 40 миллиардов — это до конца этого года.

Это внешний, который надо выплатить?

Да, это займы и кредиты срочных погашений до конца этого года наших банков и компаний.

40 миллиардов.

Ну, уже немного меньше.

Ну да, ну, вокруг самое главное.

Да. Потому что цифра «40» была примерно на тот момент, когда закон принимался. Сейчас часть графика уже пройдена, поэтому затрудняюсь сказать точную цифру, но где-то от 35-ти до 40-ка. И более 120-ти — это срочность погашения следующего года.

И кто же это может сделать, погасить?

Погасить может сам.

Не может.

Нет, в ряде случаев может. И вот сейчас Внешэкономбанк, по фондам, которые ему предоставлены. Вот, не далее как позавчера было первое заседание такой рабочей группы, комитета при Внешэкономбанке, куда входят представители ведомств, ведущих финансовых структур, которые рассматривают заявки, которые наши заемщики, и обоснования, их предложения. И уже есть первые, как я понимаю, рекомендации, которые примет на следующей неделе наблюдательный совет ВЭБа, выразит к ним отношение — какие-то, наверное, поддержит, а может быть, какие-то отклонит.

Это решает только ВЭБ?

Это решает наблюдательный совет ВЭБа. Напомню, что в наблюдательный совет ВЭБа входят министры российского Правительства, возглавляет его Председатель Правительства. Поэтому, в этом смысле есть государственное начало — представлено не менее презентабельно, чем бизнес — начало.

Но что, что это значит? Это значит, что на следующий год, если ситуация с ликвидностью не улучшится, а в этом есть сомнения, что она улучшится, ВЭБ должен быть выделить там, ну я не знаю, ну не 120 миллиардов, но сущностную сумму вокруг 100 миллиардов как минимум.

Вот, еще раз: закон исходит из того, что 50 миллиардов выделено на два года.

Как, на два года всего пятьдесят?

До 31-го декабря 2009-го года. Значит, да, 160 миллиардов — объем задолженности и 50 миллиардов — это фондирование для частичного их финансирования со стороны государства. Имеется в виду, что все-таки частично должен собственник компании-заемщика здесь работать — погасить средствами — многие так и делают, гасят. Для некоторых компаний условия, которые предлагаются сейчас по закону, — это ставка процента при рефинансировании — это LIBOR плюс пять. Для некоторых из них она кажется многовата, для большинства она, конечно, более чем приемлема. Для которых многовата — они сами гасят, это первое. Второе. Нормативными документами ВЭБа предусмотрено, что не менее 25-ти процентов погашения суммы должен предоставить сам заемщик. То есть, ВЭБ может дать 3 доллара, при том, что не менее одного доллара даст заемщик. Есть еще некоторые такие, как бы стимулы для заемщиков, для того чтобы или самому расплачиваться полностью или частично, или добиваться пролонгации соглашения и так далее, что тоже возможно.

У нас одна минута, и я хочу о своем ощущении сказать. Мне показалось, что вы сейчас более оптимистичны, чем месяц назад. Это с чем связано? Я прав?

Я думаю, что да. Мне тоже так кажется, что я более оптимистичен.

А с чем это связано? Минута.

Это связано с тем, что завтра я ожидаю первого выходного, начиная с 15-го сентября. В основном оптимизм связан с этим. А если серьезно, как мне кажется, мы видим преодоление той ситуации с настроениями вкладчиков банков, с настроениями тех, кто хочет обменять рубли на валюту — вот это отношение к рублю как к чему-то горячему, которое жжет пальцы и требует вот этого охлаждения, оно по-моему исчезает. Мы видим сейчас в регионах и в центре, как и поведение вкладчиков, поведение тех, кто меняет валюту, меняется в лучшую сторону.

Сейчас у нас нет проблем, мне кажется, ни с одним сколь-нибудь заметным российским банком: не нарушают платежную дисциплину, нормально проходят платежи и расчеты, и в этом смысле, конечно, у меня есть повод для такого разумного оптимизма.

Ну, в любом случае тогда, Алексей, следующая встреча через месяц, если ничего не случится. Будем надеяться, что мы будем встречаться реже хотя бы, да? Алексей Улюкаев, Первый заместитель Председателя Банка России был в эфире Эха Москвы.