Мировые рынки находятся только в начале длительного периода нестабильности — нестабильности рынков, государственных финансов и других экономических отношений. В глобальной финансовой системе накоплено слишком много рисков, поэтому хроническая «болезнь» в обозримой перспективе может обостряться, как это происходит сейчас. О том, какие пути решения существующих проблем возможны, как они отразятся на России, а также о своем видении ситуации с инфляцией и курсом рубля в интервью корреспонденту агентства «Интерфакс-АФИ» РИММЕ ЗАРИПОВОЙ рассказал Первый заместитель Председателя Банка России Алексей Улюкаев.

Алексей Валентинович, как Вы считаете, по каким сценариям будут развиваться события на мировых рынках, какие возможные пути выхода из кризиса Вы видите?

Еще три года назад я говорил о том, что мы вступили в длительную полосу нестабильности — нестабильности рынков, государственных финансов, всех финансово — экономических отношений. Мы только в начале этого пути, перед нами еще годы этой нестабильности, в которой будут локальные всплески обострений. Бывает хроническое течение болезни, бывает острое течение, сейчас — острое. Я надеюсь, усилиями глобальных регуляторов — европейских и американских — удастся купировать это обострение и перевести его в хроническую форму. Но так велик объем накопленных рисков, которые просто переместились частично с балансов коммерческих банков и инвестиционных компаний на суверенные балансы, что эта нестабильность никуда не исчезла, она просто приняла иные формы. Мы вправе и должны ожидать дополнительных обострений в течение всего обозримого, понятного для нас промежутка времени. Конечно, теоретически можно предположить сценарии решения этих проблем. Например, в рамках «двадцатки» или в каких-либо иных рамках все договорились бы о финансовом оздоровлении, о том, что за три года фискальные балансы государств приводятся в порядок — исчезают громадные дефициты, порождаемые этим требования к долговым рынкам и т. д. Это было бы идеальным решением, но, скорее всего, это маловероятное развитие событий. Другим решением было бы обесценение этих рисков через высокую глобальную инфляцию — это было бы нежелательным решением. Оно возможно, но нежелательно. Это тот случай, когда лекарство, вероятно, опаснее, чем сама болезнь. Между этими двумя крайностями глобального фискального оздоровления и глобального обесценения долгов через инфляцию, скорее всего, и находится реальный набор альтернатив финансово-экономического развития.

Как глобальные потрясения отразятся на развивающихся рынках, в том числе на России?

Развивающиеся рынки наиболее зависимы от движений капитала. То есть они наиболее зависимы от того, как глобальные инвесторы, являющиеся бенефициарами этой гонки увеличения ликвидности, которую проводят многие центральные банки, будут оценивать ситуацию между рисками и желательностью получить доходность к капиталу. В этой ситуации развивающиеся рынки всегда являются объектами и максимальных вложений, и наиболее быстрого выхода из этих вложений, поскольку инвестиции в эти страны оцениваются как высокорисковые, а с другой стороны — высокодоходные. Это наиболее хрупкий рынок, где работают наиболее пугливые инвесторы, которые зависят от любого информационного сообщения, от любой политической, экономической и финансовой оценки. Здесь самая высокая волатильность. Мы видим это сейчас и, вероятнее всего, будем видеть это в дальнейшем. Это означает, что мы должны очень спокойно относиться к статистике движения капитальных потоков, разделять структуру этих потоков, видеть в них базовую основу — это прямые иностранные инвестиции, и периферийные вещи, связанные с предоставлением кредитов, займов и портфельным участием. Важно, чтобы базовая часть стабильно росла, чтобы мы, создавая благоприятный инвестиционный климат, могли привлекать эту часть капитала, а в остальном мы должны быть очень внимательны, спокойны и осторожны.

Не возникают ли у ЦБ опасения в связи с тем, что американские финансовые власти заявили о намерении сохранять нулевую ставку в течение еще двух лет? Можем ли мы снова столкнуться с проблемой carry trade?

Надеюсь, никого не удивило это заявление ФРС. Все в принципе были готовы к тому, что в ситуации экономической неустойчивости, неустойчивости рынков труда экстремально низкие процентные ставки будут сохраняться с какими-то небольшими колебаниями на годы.

Да, действительно, в этой ситуации возникает большой дифференциал процентных ставок — развивающиеся страны в связи с высокой инфляцией вынуждены повышать свои локальные процентные ставки, в это время глобальные остаются неизменными — дифференциал возрастает. Это всегда провоцирует приток горячих денег. Адекватным ответом на это, с моей точки зрения, является движение к свободному плаванию валютного курса, которое мы проводим, неадекватным — введение капитальных ограничений, поэтому мы будем идти по первому пути, а не по второму.

В начале августа была очень высокая волатильность на рынке, сейчас можно оценить, был ли существенный отток капитала?

Нет, статистических данных пока нет.

А какой объем интервенций Центральный банк провел в августе?

Впервые за долгое время у нас были двусторонние интервенции, как направленные на приобретение валюты, что является нормой для последних лет, так и направленные на продажу валюты, что является необычным. Баланс получится небольшой, но общий объем будет выше, чем в июле, июне, мае — за последние месяцы.

Если ситуация на рынках будет ухудшаться и рубль начнет существенно ослабляться, что ЦБ будет предпринимать — пытаться удержать курс или расширять коридор стоимости бивалютной корзины?

Ухудшение ситуации — это проблема оценок. Нас все время убеждают, что укрепление является большой проблемой, сейчас, когда укрепление сменилось локальным ослаблением, это тоже, оказывается, большая проблема. Что бы ни происходило на рынках, в глазах наблюдателей все является проблемой. К этому надо относиться спокойно и сдержанно. Это не проблема, это рынок. Мы не хотим регулируемый валютный рынок, мы хотим свободный рынок, в котором нужно привыкнуть к тому, что будут движения как в сторону укрепления, так и в сторону ослабления.

Мы неоднократно в конце прошлого — начале этого года говорили, что видим примерно равными шансы на укрепление и ослабление. Вот реализация этой парадигмы — да, есть укрепление, есть ослабление. И как мы не видели никакой проблемы в том, что происходит укрепление валюты, так мы не видим и проблемы в локальном ослаблении. Мы не предполагаем предпринимать никаких специальных действий в этой связи, и наше магистральное движение — это движение к свободному плаванию, в котором мы через какой-то промежуток времени увидим и дальнейшее расширение коридора, и дальнейшее изменение пороговых значений (интервенций, при которых сдвигаются границы коридора). Просто мы это делаем без спешки, мы верим, что это есть адекватная организация валютного рынка.

В обозримой перспективе так же будут и ослабление, и укрепление рубля?

Пока мы видим, что шансы на это существуют. Рубль будет двигаться и в ту, и в другую сторону.

На прошлой неделе валютный курс резко колебался, но это не вызвало значительной реакции в обществе. Вы видите в этом результаты политики ЦБ?

Мы видим результаты в том, что действительно, как стимул к изменению инвестиционного портфеля для домашних хозяйств и компаний это изменение курсовых соотношений стало гораздо более слабым.

Каков ваш взгляд на инфляцию? Вы по-прежнему считаете, что в третьем квартале она будет 0,5%?

До 0,5%, возможно, и меньше. Да, конечно, у нас нет оснований, чтобы пересмотреть это видение.

И так же Вы ожидаете до 7% до конца года?

Да, я абсолютно убежден, что мы уложимся в 7% по индексу потребительских цен в течение текущего года.

Темпы роста денежной массы в годовом измерении сильно сократились. Как это повлияет на инфляцию и в какой перспективе? Примерно через полгода, как обычно?

Это именно то, чего мы добивались, мы видели эти риски, мы старались эти риски уменьшить, мы добивались этого, в том числе через нашу монетарную политику, этому способствует и политика фискальная. Сейчас мы выходим на неплохой баланс — 20–21% прироста год к году. Это вполне приемлемая динамика. Действительно, изменение денежных показателей в рамках нашей финансовой реальности с лагом 8–10 месяцев приводит к изменениям в области инфляции. Мы приблизились к такому балансу по денежным показателям к концу первого квартала этого года, соответственно, мы рассчитываем, что до конца этого года и, может быть, даже начала следующего года это будет работать в сторону контроля инфляции.

Есть ли сейчас возможности и необходимость для диверсификации резервов?

Необходимость, безусловно, есть всегда. Это касается не только наших резервов, любого бизнеса, чем более диверсифицированы ваши резервы, тем надежнее и устойчивее вы себя чувствуете. Возможности такой большой нет, к сожалению. Емкость и ликвидность рынков по той или иной валюте отлична — есть два действительно ликвидных рынка, рынки инструментов, номинированных в долларах и евро, которые мы в полный мере используем. Другие рынки не так ликвидны, будем здесь работать, но ожидать каких-то принципиальных изменений, к сожалению, не приходится.

А в рамках структуры доллар/евро планируются ли изменения?

Думаю, что мы не будем принципиально менять эти соотношения.

На какие инструменты вы сейчас смотрите для диверсификации?

Сейчас мы работаем по австралийскому доллару, открыли соответствующие счета, думаю, что осенью мы начнем активное инвестирование. Дальше пока у нас нет каких-то решений, будем размышлять. В любом случае это не принципиальное решение, даже если мы включим еще одну — две валюты, понятно, что удельный вес их в нашем инвестиционном портфеле будет невелик.

Проект основных направлений денежно-кредитной политики на следующий год готов?

Нет, еще не готов. Мы работаем довольно активно в этом направлении, но только к концу месяца у нас будет какая-то целостная картина.

В условиях такой волатильности рынков планы по приватизации пакета акций Сбербанка в сентябре сохраняются?

Они, безусловно, сохраняются, но, как мы в самом начале говорили, мы будем прислушиваться внимательно к тому, что нам порекомендуют наши финансовые консультанты. Для этого мы их отбирали, они хорошо понимают ситуацию на рынке и в моменте, и в будущем, мы постоянно находимся с ними в диалоге и будем ориентироваться на их рекомендации. Пока изменений никаких у нас нет.

Они вам представили тайминг? Когда встречи с инвесторами?

Не смогу пока прокомментировать.

Но в сентябре они начнутся?

Мы думаем, что да.

В настоящее время идет санация Банка Москвы, в которой ВТБ активно участвует. Не считаете ли Вы, что в таких условиях можно было бы приостановить приватизацию пакета ВТБ?

Есть нормативная позиция, она определена, в том числе, решением Президента РФ, исходя из этого, к 2017 году государство должно полностью выйти из капитала ВТБ. Это очень амбициозная, ответственная задача, мы очень внимательно и активно работаем. С другой стороны, безусловно, приватизация госпакета ВТБ должна пройти на коммерчески разумных началах, поэтому каждый раз нужно будет, конечно, сверяться с ситуацией на рынках. Конечно, сейчас рынок неблагоприятен для того, чтобы приватизировать такие большие пакеты, но понятно, что он очень подвижен, просто нужно очень корректно, тщательно оценивать эту ситуацию, быть готовым предложить свое решение в зависимости от ситуации на рынках.

Вы думаете, что история с Банком Москвы не является препятствием для этого?

Она не является принципиальным препятствием. Большим препятствием, я думаю, является глобальная финансовая ситуация, которая очень непростая.

В случае если состояние рынков внезапно ухудшится, ЦБ будет, как и в 2008 году, поддерживать банки? Теми же инструментами?

ЦБ будет поддерживать не как в 2008 году, а как в ситуации, которая будет в 2011 году. Конечно, будем поддерживать банковскую систему с точки зрения предоставления ликвидности. Банки, разумеется, зависят не только от ликвидности, но и от состояния капитала, что является прямой ответственностью их собственников. Но с точки зрения ликвидности ЦБ, безусловно, будет их поддерживать.