Заявление Председателя Банка России Эльвиры Набиуллиной по итогам заседания Совета директоров Банка России 25 октября 2024 года
Добрый день! Сегодня мы приняли решение повысить ключевую ставку до 21% годовых.
С сентября рост цен ускорился. Увеличились и инфляционные ожидания. Кредитование продолжало быстро расти. Предприятия все чаще сталкивались с проблемами по наращиванию выпуска товаров и услуг из-за ограниченности трудовых ресурсов и высокой загрузки мощностей. Кроме того, было объявлено о дополнительном увеличении бюджетных расходов в текущем году, а также о повышенной индексации тарифов и росте утилизационного сбора. Некоторые из этих факторов уже отразились в высокой инфляции этого года, которая составит
Перейду к аргументам сегодняшнего решения.
Первое. Инфляция.
В целом мы не наблюдаем признаков ее замедления. В сентябре текущие темпы роста цен вновь ускорились, в значительной степени — в устойчивой части. Один из ее показателей — базовая инфляция — превысил 9%.
Инфляционные ожидания заметно возросли. У населения они достигли максимальных значений за год. Ценовые ожидания бизнеса также увеличились, особенно у предприятий розничной торговли. Это еще один индикатор повышенного ценового давления со стороны спроса.
В ближайшие месяцы на темпах роста цен дополнительно скажется увеличение утилизационного сбора. Учитывая большой вес легковых автомобилей в потребительских расходах (он составляет 4,6%), это окажет заметное влияние на инфляцию.
Кроме того, важным проинфляционным фактором является повышение тарифов ЖКХ и железнодорожных перевозок значительно бо́льшими темпами, чем 4%. Это еще один аргумент в пользу дополнительной жесткости денежно-кредитной политики. С учетом наших решений инфляция в следующем году составит
Второе. Экономика.
Рост экономики в III квартале продолжился, но более умеренными темпами. В прошлый раз мы отмечали, что замедление экономической активности может быть связано не столько с охлаждением спроса, сколько с нарастанием ограничений для наращивания производства товаров и услуг. Усиление инфляционного давления стало дополнительным подтверждением того, что в значительной мере замедление темпов роста экономики связано с ограничениями на стороне предложения, а не со спросом.
Что касается спроса, то в июле — августе мы отмечали некоторое замедление его роста в части потребления и инвестиций. Однако предварительные данные по экономической активности за сентябрь указывают на то, что этот процесс пока не получил продолжения. По данным нашего мониторинга предприятий и свидетельствам территориальных учреждений и в сентябре потребительская активность остается высокой. Мониторинг предприятий также показывает, что компании ожидают дальнейшего роста инвестиционной активности. Дополнительный вклад в поддержку спроса вносит объявленное увеличение бюджетных расходов в этом году на 1,5 трлн рублей.
В части возможностей наращивания производства товаров и услуг проблемы обострились. Доступные мощности и трудовые ресурсы задействуются все более интенсивно. Напряженность на рынке труда сохраняется. Более того, по последним данным опроса предприятий, проблема дефицита кадров даже усугубилась. Уровень безработицы в августе оставался вблизи исторического минимума в 2,5% с поправкой на сезонность, а рост заработных плат продолжал опережать рост производительности труда.
Есть и другие ограничения на стороне предложения — как более общего характера, так и связанные с отдельными отраслями. Помимо дефицита кадров, компании все чаще сталкиваются с узкими местами в логистике и усложнением цепочек поставок. Что касается отраслевых ограничений, то они затронули нефтегазовый сектор из-за добровольного сокращения добычи в рамках соглашений ОПЕК+, а также сельское хозяйство, где из-за сложных погодных условий снизился объем урожая.
Из-за сохранения ограничений на стороне предложения товаров и услуг разрыв выпуска в экономике не уменьшается даже при некотором охлаждении спроса. Это и генерирует повышенное ценовое давление.
Теперь — о денежно-кредитных условиях.
С нашего прошлого заседания вся кривая ОФЗ поднялась. Рост ставок на длинные сроки показывает, что у участников рынка усилились сомнения в возвращении инфляции к цели на среднесрочном горизонте. То есть вновь повысились их инфляционные ожидания. Для нас это означает, что требуется дополнительная жесткость денежно-кредитной политики.
В целом денежно-кредитные условия ужесточились. Однако из-за роста инфляционных ожиданий ужесточение реальных денежно-кредитных условий было менее существенно, чем это отражено в номинальных процентных ставках. Подчеркну, что уровень жесткости условий корректно определять именно так: вычитая из уровня ставок уровень ожидаемой инфляции, а не фактической за прошедшие 12 месяцев.
Значительного замедления общей кредитной активности пока не наблюдается. Высокий рост обусловлен прежде всего корпоративным сегментом. Эта часть рынка менее чувствительна к повышению ключевой ставки, поскольку значительная доля выдач приходится на льготные программы, проектное финансирование, а также на уже начатые инвестпроекты и проекты с господдержкой. Вместе с тем спрос на кредиты на рыночных условиях ослабевает.
Розничный сегмент начинает более выраженно реагировать на повышение ключевой ставки, ужесточение макропруденциальных мер и завершение программы массовой льготной ипотеки. Месячные темпы роста розничного портфеля снизились вдвое в сравнении с маем — июнем.
Интерес населения к срочным банковским вкладам в августе и сентябре возрос. Рост доходов по-прежнему позволяет одновременно и больше тратить, и больше сберегать. Наше сегодняшнее решение усилит сберегательную активность населения.
В обновленном прогнозе мы повысили оценку роста кредита на текущий год до
Перейду к внешним условиям.
Рост мировой экономики замедляется. Это означает более умеренную динамику внешнего спроса на товары российского экспорта. На рынке нефти действуют два разнонаправленных фактора. С одной стороны, усиление напряженности на Ближнем Востоке привело к росту цен. С другой — замедление роста мировой экономики снижает спрос на сырьевые товары. Мы снизили прогноз по ценам на нефть на этот год на 5 долларов, до 80 долларов за баррель. На следующий год прогноз оставлен без изменений. Прогноз сальдо счета текущих операций на трехлетнем горизонте существенно не изменился.
В уточненном прогнозе платежного баланса учтены фактические данные. В III квартале стоимостные объемы экспорта оставались стабильными, тогда как импорт сложился выше. Это отразилось на курсе рубля. Повышение ключевой ставки через охлаждение внутреннего спроса будет оказывать в дальнейшем сдерживающее влияние на импорт.
Далее — о рисках для базового прогноза.
В целом их набор остался прежним. Это прежде всего дисбаланс спроса и предложения, связанный с сохранением перегретого спроса или с нарастанием ограничений для наращивания производства товаров и услуг, прежде всего из-за дефицита на рынке труда. Кроме того, сохраняются риски со стороны внешней торговли, геополитики и инфляционных ожиданий.
Среди дезинфляционных факторов можно отметить более быстрое охлаждение спроса, а также большее увеличение потенциала экономики и производительности труда.
В заключение — о будущей траектории ключевой ставки.
Экономика в последние три года испытала серьезные шоки. Предприятиям потребовалось перестраивать, а часто и создавать заново производственные и логистические цепочки. В таких условиях неминуемо происходят резкие изменения относительных цен. Это позволяет бизнесу достаточно быстро адаптироваться к новым реалиям. За последние три года уровень цен вырос на 30%. При этом рост цен за последний год уже нельзя объяснить структурными изменениями в экономике. Он является следствием усилившегося перегрева спроса, рост которого опережал темпы расширения предложения. При дефиците трудовых ресурсов и высокой загрузки мощностей дальнейшая попытка ссылаться на необходимость роста цен как условие структурной трансформации приведет экономику в опасное высокоинфляционное состояние, которое создаст для нее значительно больше проблем, чем преимуществ. То есть из способа адаптации превратится в фактор, сдерживающий развитие.
Мы сохраняем приверженность цели в 4%. Несмотря на достаточно значительное повышение ключевой ставки, инфляция в этом году будет вдвое выше цели. Это не означает, что ключевая ставка не работает. Без ее повышения инфляция была бы намного больше. Чем же объясняется столь значительное отклонение инфляции от цели в этом году? В условиях повышенной неопределенности последних лет действие многих механизмов в экономике изменилось. Мы видим несколько факторов, из-за действия которых реакция инфляции на повышение ключевой ставки стала менее выраженной.
Первое — это бо́льшая инерция инфляционных ожиданий из-за того, что инфляция уже четыре года превышает целевой уровень. Чем дольше инфляция отклоняется от цели, тем меньше население и компании верят в ее возврат к низким уровням. И это отражается на их поведении: стремлении потреблять, инвестировать или сберегать.
Второе — это влияние стимулирующей бюджетной политики, в том числе как рычага получения кредитов тех граждан и компаний, доходы и выручка которых растут благодаря бюджетным расходам.
Третье — это группа факторов на стороне банковского сектора. Послабления в рамках банковского регулирования позволяли банкам агрессивно наращивать кредитование, не беспокоясь о необходимости поддерживать более ликвидную структуру активов и дополнительном наращивании буферов капитала.
Четвертое — сказалась неточность в нашей коммуникации в начале этого года. Наш прогноз предполагал снижение ставки вслед за замедлением инфляции, но многие восприняли его так, что мы будем снижать ставку в любом случае. И это мотивировало людей и бизнес не снижать спрос на кредиты.
Это очень разные факторы, но все они сработали в одну сторону. В итоге перегрев экономики оказался сильнее, что привело к ускоренному росту цен. Поэтому для достижения цели мы будем еще более консервативно реагировать на проинфляционные риски. Уровень жесткости нашей политики будет определяться задачей возвращения инфляции к цели.
Нам потребуется существенно более высокая траектория ключевой ставки, чем мы предполагали в июльском прогнозе. Средняя ставка за этот год составит 17,5%, в следующем —
Спасибо за внимание!
Сессия вопросов и ответов
ВОПРОС (агентство ТАСС):
Эльвира Сахипзадовна, скажите, пожалуйста, звучали ли сегодня аргументы в пользу повышения ставки выше уровня 21%? И допускаете ли вы возможность столь же решительных шагов на декабрьском заседании?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Сразу скажу, что мы рассматривали сегодня три варианта: повысить ставку до 20%, до 21% и выше 21%. Вариант сохранения ставки не рассматривался, никем не предлагался. Но предметно обсуждали варианты повышения ставки до 20% и до 21%.
Возможность повышения такими же шагами на следующем заседании будет зависеть от данных, которые будут поступать, данных по развитию экономики, по инфляции, инфляционным ожиданиям, темпам роста кредитования в целом. Но мы допускаем возможность дополнительного повышения ставки в декабре.
ВОПРОС (агентство «Интерфакс»):
Правильно ли мы понимаем, что ваша цель определена не четким ориентиром в 4%, а формулировкой «вблизи 4%»? Правильно ли мы понимаем, что на следующий год ваш прогноз по инфляции означает уход от таргета?
И еще один вопрос. Со стороны каких основных факторов вы видите существенные проинфляционные риски: это бюджет или же это бюджет вместе с тарифами и утильсбором? И насколько сильное влияние окажет на инфляцию произошедшее ослабление курса рубля? Не поменялась ли ваша оценка переноса этого фактора в инфляцию?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается таргета, мы считаем, что в конце следующего года текущий рост цен будет вблизи 4%, но по годовой инфляции мы достигнем таргета в первой половине 2026 года.
Что касается основных проинфляционных факторов и рисков, я уже об этом сказала только что. Основной фактор — это то, что у нас будет сохраняться в силу разных причин дисбаланс спроса и предложения. Это могут быть и факторы, связанные с бюджетом. Мы всегда говорим, что бюджет и изменение бюджета — это важный фактор, который мы учитываем. Это будет зависеть и от того, какими темпами будут расти кредиты, причем кредиты в целом. С точки зрения денежно-кредитной политики нам важен темп роста кредита в целом, а не отдельно розницы и корпоративного кредита. Конечно, важный фактор — инфляционные ожидания, которые, к сожалению, пока остаются высокими, и даже повысились.
Что касается тарифов и вашего вопроса про утильсбор. Если, конечно, считать прямой эффект, это дает вклад в инфляцию около 1 процентного пункта в совокупности. Но наша денежно-кредитная политика как раз направлена на то, чтобы сдерживать эти эффекты и вторичные эффекты, потому что и рост утильсбора, и повышение тарифов на ЖКУ — это очень важные факторы, которые формируют инфляционные ожидания, а через инфляционные ожидания оказывают влияние в целом на темп роста цен.
И поэтому мы должны реагировать денежно-кредитной политикой на эти факторы. Но все множество этих факторов мы учитываем и будем учитывать дальше при принятии решений.
Что касается влияния курса, мы его также учитываем. Действительно, в последние месяцы произошло некоторое ослабление. Оценку эффекта переноса мы не меняли: на 10% изменения курса у нас где-то 0,5 процентного пункта, по-моему, перенос в инфляцию. Но если смотреть на более длинные тренды по курсу, то у нас курс приблизительно на том уровне, на котором он был год назад. Он волатилен в течение года, и мы учитываем все это при принятии решений, при анализе ситуации.
ВОПРОС (газета «Коммерсант»):
Мы видим, что ЦБ при сохранении независимости тем не менее участвует в совещаниях и с Администрацией, и с Правительством, с тем чтобы, видимо, как-то скоординировать избежание тех стагфляционных рисков, о которых вы говорили. Как бы можно было эту координацию описать, как она устроена интонационно? И насколько ее осложняют неожиданности вроде всплеска бюджетных расходов, который в этом году вылез буквально на днях?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
У нас взаимодействие с Правительством очень конструктивное: мы обмениваемся взглядами на развитие экономики, конечно, в форме совещаний, рабочих совещаний объясняем логику наших действий. Мне кажется, мы слышим друг друга. Во всяком случае система координат друг друга нам понятна.
И, конечно, мы обсуждаем и текущую ситуацию, и прогнозы. Когда-то и оценка текущей ситуации, и прогнозы могут быть очень близки, а когда-то могут быть различия, это естественный процесс. Мы принимаем решения на базе собственных прогнозов, это является неотъемлемым элементом режима таргетирования инфляции. У нас есть собственный прогноз, и мы его обновляем 4 раза в год.
И, конечно, для нас очень важны бюджетные решения — я об этом не устаю повторять — и предсказуемость бюджетной политики. И, конечно, очень важным фактором, который поможет сдерживанию инфляции, является следование бюджетному правилу.
Что касается некоторых решений, которые возникают. Действительно, я просто знаю по прежней работе в Правительстве, что многие решения по дополнительным расходам бюджета дорабатываются в последний момент: уточняется обоснованность расходов и так далее. Поэтому финальные цифры мы также узнаем, когда они финализируются внутри Правительства.
Но на прошлом заседании Совета директоров мы понимали, что какие-то обсуждения идут, риски такие могут быть, поэтому, кстати, и подчеркивали как один из основных рисков к нашему базовому сценарию возможное изменение бюджетной политики. Но учитывать в нашем решении эти изменения мы можем только после того, как они объявлены и понятен их размер. Это произошло к этому заседанию.
ВОПРОС (издание Frank Media):
Банки в частных беседах говорят, что один из самых действенных инструментов против инфляции, который сейчас есть в арсенале ЦБ, — это норматив краткосрочной ликвидности. И никто, из них в том числе, не ожидал, что этот инструмент будет работать так хорошо.
При ставке RUONIA, которая сейчас ниже ключевой и довольно долгое время держится ниже ключевой, мы видим, что банки котируют ставки по вкладам на уровне
И второй вопрос, он будет очень короткий. В нефинансовом секторе мы видим много сделок, когда акционеры продают бизнес менеджменту, но в банковском секторе мы таких сделок не видим. Вообще встречались ли вам такие менеджерские команды сейчас на рынке, которым бы вы могли согласовать MBO (management buyout, продажа бизнеса менеджменту. — Ред.)?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается норматива краткосрочной ликвидности и действенности этого инструмента. Кстати, когда я сейчас в выступлении рассказывала о тех причинах, которые мы видим, почему инфляция не так быстро, как мы ожидали, среагировала на повышение ключевой ставки, если вы заметили, я одним из факторов назвала и послабления в банковском регулировании. Эти послабления в банковском регулировании позволяли банкам действительно более агрессивно наращивать кредитование, чем если бы этих послаблений не было. Некоторые банки ими более активно пользуются, некоторые не очень активно пользуются.
Но норматив краткосрочной ликвидности — это не инструмент борьбы с инфляцией. Инструмент борьбы с инфляцией — это ключевая ставка. Тем не менее сейчас, когда мы отменили послабление, его применение в нормальном виде может оказывать сдерживающее влияние на кредитную активность, мы это учитываем. Но возврат к нему и определение его параметров не связаны с задачей борьбы с инфляцией. Это связано с тем, что банки должны поддерживать необходимый уровень высоколиквидных активов для того, чтобы в случае стресса (пусть он не очень вероятен), если будет отток банковских вкладов, у них была подушка в виде высоколиквидных активов, и это предохранительная мера. И сейчас идет возврат к нормальному нормативу.
Мы о том, что мы будем возвращаться и отменять послабления по нормативу краткосрочной ликвидности, объявляли загодя, но, к сожалению, не все банки подготовились к этому. Видимо, рассчитывали на то, что мы дадим слабину, как-то им удастся нас уговорить. И поэтому да, в некоторых случаях им приходится наверстывать упущенное время.
И еще раз хотела подчеркнуть. Вы правильно сказали, что в некотором смысле это можно назвать дефицитом нормативной ликвидности, но дефицита платежной ликвидности у нас нет в системе. И я надеюсь, что все это понимают и все признают.
Что касается продажи бизнеса менеджменту. Я, кстати, вспоминаю, что какое-то время назад менеджмент одного банка хотел купить бизнес. И в общем мы рассматриваем такие варианты, если они поступают. Но у нас есть требования, установленные законом (это тоже надо понимать), что приобретатель банка должен иметь достаточный уровень чистых активов для того, чтобы в сложный момент поддержать этот банк. И поэтому, если у менеджеров банка будет такой объем активов, чтобы поддержать банк, на покупку которого они претендуют, если такие предложения будут, мы, конечно, будем рассматривать, как и другие предложения.
ВОПРОС (телеканал ТВ РТС, Абакан):
Результатом высокой ключевой ставки стал серьезный рост объема вкладов населения в банках. Впрочем, под привлекательные проценты размещают в банках средства и юридические лица, то есть бизнес массово выводит средства из оборота, а это значит, что сокращается экономическая активность предприятий.
В такой ситуации ждать роста предложения, которое успевало бы за спросом и тем самым снижало рост цен, не приходится. Как Банк России оценивает эти риски?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Понятна ваша обеспокоенность тем, что экономическая активность предприятий должна развиваться, но мнение о том, что деньги, которые лежат на депозитах в банках, выведены из экономики, оно некорректно.
Депозиты — это главный источник финансирования банковских кредитов. Если посмотреть на сегодняшние цифры, сейчас на банковских счетах и депозитах компании и граждане разместили 116 трлн рублей, но эти деньги не лежат там мертвым грузом, ими банки финансируют портфель кредитов, а портфель кредитов экономике — это 122 трлн рублей, а также банки вкладываются и в корпоративные облигации (это еще на 7 трлн рублей). Кредиты и облигации, соответственно, — это источник финансирования активности бизнеса, часть кредитов предоставляется компаниям, часть — гражданам.
Основная функция банка в этом и заключается — привлекать временно свободные средства, которые есть у субъектов экономики, и направлять их тем, кто в них нуждается, кто готов их инвестировать. И, например, если компания кладет деньги на депозит, поджидая более подходящий момент, чтобы пустить их в дело, то это означает, что эти деньги финансируют кредит для той компании, которая видит возможность для расширения бизнеса здесь и сейчас. Это такое же перемещение ресурсов (в данном случае капитала) туда, где эти деньги более востребованы, как, например, переход работников туда, где ощущается бо́льшая нехватка рабочих, и поэтому там более высокая заработная плата.
И надо сказать, что в экономическом смысле это мало отличается от ситуации, когда, например, компания, у которой есть свободные средства, вместо того чтобы положить на депозит эти свободные средства, выплачивает их в виде дивидендов, а акционеры, которые получили дивиденды, купили бы на них корпоративные облигации, выпущенные тем же заемщиком по кредитам. Вы бы сразу сказали, что это инвестиция, а в случае с кредитом это просто выглядит несколько иначе.
И вопрос, связанный с темпом роста депозитов. Средства на счетах юрлиц сейчас растут медленнее, чем средства на счетах физических лиц. С начала года средства юрлиц выросли на 6%, а физических лиц — на 15%, что, кстати, тем не менее в 2 раза выше, чем прошлом году, и это объясняется в том числе ростом доходов, желанием разместить деньги под высокие ставки.
ВОПРОС (телеканал «Россия 24»):
Эльвира Сахипзадовна, по новому прогнозу инфляция по итогам 2025 года будет
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Когда инфляция начнет устойчиво снижаться и мы будем видеть, что она снижается в соответствии с нашим прогнозом, это действительно может быть сигналом для начала снижения ставки. Когда это произойдет, мы сказать сейчас не можем, но вы можете посмотреть на наш прогноз средней ставки в следующем году. Этот прогноз означает, что какое-то снижение ставки в следующем году при таком снижении инфляции возможно.
Но еще раз хочу подчеркнуть, учитывая уроки прошлого, что называется. Когда мы в начале года ожидали снижения инфляции и снижения ключевой ставки, к сожалению, многие это восприняли таким образом, что снижаться ставка будет в любом случае — снижается инфляция, не снижается инфляция, — и на это закладывались.
Поэтому сейчас очень важно смотреть, снижается ли инфляция. Если она будет устойчиво снижаться, да, тогда возможно и снижение ставки.
А.Б. ЗАБОТКИН:
Чтобы дополнить этот посыл: те, кто считают, что инфляция в следующем году снижаться не будет, не должны ожидать того, что будет снижаться ключевая ставка. Нельзя одновременно ждать, что в следующем году инфляция останется такой же, как в этом году, а ключевая ставка на конец следующего года будет ниже, чем сейчас. Такое состояние природы невозможно.
ВОПРОС (телеканал НТВ):
Бизнесмены не перестают указывать на то, что Центробанк повышением ключевой ставки тормозит экономику. И вот недавно об этом сказал Алексей Мордашов. Как вы оцениваете его доводы о том, что инфляция
И еще один вопрос. Сейчас ставка 21%, в феврале — марте 2022 года ставка была 20%. Как к этому относиться: что сейчас ситуация хуже или она может быть хуже?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Влияние ставки на экономику и инфляцию не прекращалось, оно все время у нас идет. Мы уверены, что ставкой мы влияем на инфляцию, мы это видим. Но в условиях перегретого спроса высокая ставка гораздо больше влияет на снижение инфляции, чем замедляет темпы экономического роста.
И вы знаете, здесь, наверное, очень важно посмотреть с точки зрения предприятий и с точки зрения макроэкономики, экономики в целом. Каждое предприятие думает: если мне дадут дешевых денег, то я своими инвестициями поверну, если не всю землю, то какой-то значимый кусок экономики, отрасли, повышу производительность труда, экономика будет расти быстрее.
Более того, это мнение даже обосновано в той ситуации, когда, например, есть спад, есть свободные мощности, есть свободная рабочая сила. И действительно, мы в такие периоды и проводим мягкую денежно-кредитную политику для того, чтобы этот эффект был. Но в ситуации, когда экономика находится в перегреве, когда безработица постоянно обновляет исторические минимумы, это не так.
Может ли снижение ключевой ставки помочь таким компаниям увеличить производство? Отдельным компаниям, кажется, что может, но экономике в целом — вряд ли. Почему так? Я здесь остановлюсь подробнее, потому что вот такая логика, к сожалению, очень широко распространена, и я бы хотела объяснить, почему не произойдет того эффекта, который ожидают, например, отдельные предприятия.
Предположим, компания получила более дешевые деньги. У нее 3 варианта, на что их потратить, если она не пошла на валютный рынок, чего мы не знаем, или не вывела деньги. Если компания действительно хочет инвестировать в производительность труда, в расширение производства, у нее несколько вариантов, основных 3.
Первый — привлечение дополнительной рабочей силы, если у нее есть производственные мощности, или увеличение количества смен. Но свободных рук в экономике не осталось. И что можно сделать, воспользовавшись дешевым кредитом? Попробовать переманить сотрудников с другого предприятия более высокой зарплатой. Но мы же говорим о том, что дешевый кредит получает вся экономика. Другое предприятие тоже получило дешевый кредит и тоже может платить более высокую зарплату. И будет, по сути дела, гонка заработных плат без какого-либо роста производительности труда, и в целом в экономике рост не ускорится.
Второй вариант — действительно повысить производительность: купить для этого оборудование. Возьмем вариант отечественного оборудования. Для того чтобы купить отечественное оборудование, его тоже нужно дополнительно произвести по сравнению с тем, что есть сейчас. А для этого производитель оборудования, который тоже получает дешевый кредит, должен, соответственно, нанять новых работников. К чему это приведет? К тому же самому удорожанию оборудования, удлинению сроков его поставки, в целом по экономике станков, машин, сооружений произведено больше не будет. Но заказчикам это влетит в копеечку, потому что оборудование подорожает, что мы сейчас с вами и видим, потому что, если посмотреть на отчетность компаний и предприятий, у них растут не столько затраты на обслуживание кредитов, сколько затраты на материалы, сырье, оборудование, фонды оплаты труда.
Третий вариант, который часто предлагают, — попробовать купить импортное оборудование, более производительное. Но мы можем купить в импорт столько, сколько нам дают наши экспортные возможности, или количество долларов (полученных от экспорта. — Ред.). Компании могут, конечно, за это количество долларов опять конкурировать, предлагая больше рублей. Это приведет к ослаблению курса и к тому же проинфляционному эффекту. То есть оборудование, стоимость которого измеряется в долларах, ограничено вашими экспортными возможностями.
Поэтому при сильном дефиците физических ресурсов, как сейчас, единственным результатом дешевого финансирования будет еще более острая конкуренция между компаниями за эти ресурсы, рост цен на них, рост цен на конечную продукцию — это будет инфляционная спираль.
Поэтому, конечно, решения, кажущиеся простыми с точки зрения отдельного предприятия, ведут в рамках экономики к обратным результатам, и этого ни в коем случае нельзя допустить.
Конечно, высокая инфляция где-то даже выгодна и делает беспроблемной жизнь компаний-монополистов в отраслях, где спрос неэластичен. Они могут спокойно повышать цены, все равно их продукцию покупают. Они могут все переносить в цены, и за это будут платить граждане, и это будет просто развитие этих компаний, удержание их прибылей за счет доходов граждан.
Поэтому на самом деле и нужна независимость Центрального банка — он отвечает за ценовую стабильность в интересах граждан и бизнеса.
И, кстати, тоже очень интересно, мы недавно проводили анализ по влиянию процентных платежей на экономику компаний, проанализировали, по-моему, данные 300 тыс. компаний. Что показывают данные? Мы их опубликуем, я думаю, в ближайшее время (материал опубликован. — Ред.). Компании, которые производят одну треть себестоимости в стране, у них нет процентных расходов, они финансируют свое развитие за счет собственных средств, за счет эффективности, хорошей отдачи на капитал, и они развиваются. Это в основном те компании, которыми эффективно управляют. И, конечно, в условиях таких структурных изменений бо́льшая часть рынка должна доставаться им, а не тем, кто набрал кредиты, не соответствующие их возможностям.
Вы задали вопрос про уровень ставки сейчас и в начале 2022 года. Я просто напомню: мы в 2022 году поднимали ставку до 20% для того, чтобы купировать риски для финансовой стабильности. Это была не столько антиинфляционная мера, сколько мера, направленная на то, чтобы в том числе предотвратить отток средств из банков и так далее. И когда задача финансовой стабилизации была выполнена, мы достаточно быстро снизили процентную ставку до 7,5%, что поддержало экономику. Сейчас ситуация другая — мы повышаем ставку в ответ на рост инфляции и инфляционных рисков.
ВОПРОС (YouTube-канал «Елаховский»):
Какие еще механизмы, кроме повышения ключевой ставки, могут быть использованы Банком России для сдерживания роста инфляции? И не находимся ли мы сейчас в ситуации, когда одними только усилиями Банка России, без значимой осязаемой поддержки со стороны Правительства, сдержать рост инфляции без сопутствующего ущерба для экономики уже представляется малореальным?
Быстрыми темпами растет сейчас объем банковских вкладов. И два распространенных вопроса у людей. Насколько такая ситуация угрожает стабильности банковской системы? Если банки привлекают вклады под 20%, им нужно выдавать сопоставимый объем кредитов на 20%+, а Банк России как раз борется за то, чтобы кредитование сокращалось. И не угрожает ли вот этот объем вкладов, накопленный у людей, у населения, разгоном инфляции потом, когда Банк России начнет снижать ключевую ставку и эти деньги могут пойти на потребление?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Первый вопрос по совместной работе Правительства и Центрального банка по снижению инфляции.
Мне кажется, у нас единое мнение здесь с Правительством, что есть и меры Центрального банка, и меры Правительства, которые влияют на инфляцию, потому что инфляция — это про баланс роста спроса и предложения. Мы, как Центральный банк, влияем на спрос. На спрос еще влияет бюджетная политика, поэтому ответственная бюджетная политика, соблюдение бюджетного правила — это очень важный фактор, который позволит снижать инфляцию и привести ее к цели.
Но в руках Правительства есть и инструменты, которые влияют на предложение. Для нас всех очень важно, я думаю, расшить узкие места в предложении, связанные и с дефицитом рабочей силы, и с инфраструктурой, и со стимулированием производительности, инвестиций в рост производительности. Поэтому здесь каждый должен выполнять свою задачу в соответствии с теми инструментами и тем мандатом, которые есть. Мы с Правительством действительно взаимодействуем по широкому кругу вопросов, но в своей области каждый принимает решение независимо.
Что касается влияния быстрого роста объема банковских вкладов и процентных ставок по ним на финансовую стабильность и будущие риски. Мы не видим никаких рисков для устойчивости банков. Банки прекрасно понимают: если депозиты становятся дороже, то и кредиты они могут предлагать только по более высоким ставкам, спрос на эти кредиты будет снижаться, и это то, что должно происходить с точки зрения трансмиссионного механизма и снижения инфляции.
Что касается вот этого распространенного опасения (тоже не первый раз слышим о нем), что в банках сейчас копится некий навес депозитов под высокие ставки, который потом разом выльется на потребительский рынок. Но для этих опасений точно нет никаких оснований: когда придет время, мы будем снижать ставку таким образом, чтобы и потребительская, и инвестиционная активность нарастала, но нарастала соразмерно возможностям расширения производства товаров и услуг.
Кроме того, я уже говорила, депозиты служит источником выдачи кредитов и финансируют кредиты, это тоже надо учитывать.
А.Б. ЗАБОТКИН:
Мне кажется, у Дениса (Елаховского. – Ред.) был еще один сюжет, он в вопросе звучал, о том, что если банк начисляет проценты по депозиту по ставке 20%, то и кредиты должны расти очень бурно. Но здесь важно подчеркнуть мысль, которая уже и в прошлый раз звучала, и сегодня, по-моему, Эльвира Сахипзадовна это говорила. Проценты по депозитам платятся банком за счет тех процентов, которые он получает по кредитам. Соответственно, это не новые деньги. Это деньги, которые списаны со счетов тех, кто занял деньги у банков, и перечислены на счета тех, кто держит деньги в банке. В результате этих двух операций — получения процентов по кредитам и зачисления процентов по депозитам — денежная масса не увеличивается. Денежная масса увеличивается только в результате кредитной активности. И действительно, жесткая денежно-кредитная политика будет тормозить темпы роста кредита, и вместе с ними будут тормозиться и темпы роста депозитов в системе.
ВОПРОС (агентство «Рейтер»):
Центральный банк стал снижать лимит по валютным свопам. Означает ли это, что ситуация с юаневой ликвидностью нормализовалась или же наоборот?
И второй вопрос связан с тем, видит ли ЦБ риски рецессии в гражданских секторах экономики из-за повышения ставки?
И третий вопрос, последний: есть ли вообще какая-то вероятность, что ставка 21% станет пиком текущего цикла?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Начну с последнего. Вероятность, что станет пиком, нам сложно оценивать, но еще раз подчеркну, что мы будем принимать решения, если необходимо, о повышении ключевой ставки, для того чтобы вернуть инфляцию к цели. И еще раз повторю сигнал: мы допускаем возможность повышения ставки на следующем заседании.
Что касается рисков рецессии, рецессия — это в принципе про экономику в целом, а не про отдельные секторы, и ВВП у нас в прогнозе растет. Поэтому мы в прогноз риски рецессии в целом по экономике не закладываем.
Что касается снижения лимитов по валютным свопам. Да, мы считаем, что во многом это отражение того, что ситуация нормализовалась. Наш своп до этого часто использовался как инструмент фондирования валютных кредитов, в то время как внешние рынки юаневые тоже стали ограниченными, а банки выдавали кредиты, привлекая в том числе краткосрочные средства. Но с тех пор банки уже «полечили» во многом свою ситуацию, и действительно ситуация во многом нормализовалась по валютным свопам.
ВОПРОС (агентство «Блумберг»):
Вопрос про дополнительные 1,5 трлн рублей, который уже тут неоднократно поднимался. Насколько эти новые расходы учтены в ваших расчетах и прогнозах в сентябре? И насколько они повлияют на траекторию ставки на следующие 12 месяцев? И если бы не было этих 1,5 трлн, ставка могла бы быть 20%, а не 21%?
Второй вопрос про 23% в декабре. Что должно случиться к декабрю, чтобы было 23%?
И третий. Вот уже США обещают использовать российские замороженные активы. Вы говорили, что будете отвечать. Как? Может быть, вы уже можете сказать, как и когда вы будете отвечать?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается учета дополнительных 1,5 трлн рублей при принятии нашего решения в сентябре. К этому времени решение не было принято, и конкретных цифр не было, поэтому мы это не учитывали в сентябре. Но, еще раз, в рисках к базовому сценарию мы об этом говорили, писали, понимали, что вероятность такая есть, но учесть это решение можно только после того, как оно принято и известны объемы.
Что касается влияния на траекторию ставки на следующий год — это один из факторов. Причем влияние этих дополнительных средств в бюджете — это влияние на инфляцию этого года. И оно уже, мы думаем, частично реализовалось в той повышенной инфляции, которую мы имеем сейчас, и в том, что инфляция по этому году будет
А в следующем году у нас все-таки, как предполагается, в соответствии с объявленными параметрами бюджетная политика будет оказывать дезинфляционное влияние, и мы это учитываем. Но, еще раз, принимая решение по ставке, вычленить просто один фактор невозможно — мы учитываем влияние сразу многих факторов. И поэтому также нельзя ответить на вопрос: какая была бы ставка без этих 1,5 триллиона? Нам очень важно совокупное влияние всех факторов. У нас сработали многие проинфляционные риски, о которых мы предупреждали, и мы это видим.
Что касается возможного повышения ставки, сейчас теоретически обсуждать будущее решение Совета директоров, наверное, невозможно. Но мы не раз давали некоторые важные параметры, которые принимаются нами во внимание при принятии решения о возможности повышения ставки. Это и устойчивая инфляция, и инфляционное давление, и инфляционные ожидания, в целом разрыв выпуска, дисбаланс спроса и предложения. Поэтому все равно ситуацию будем анализировать комплексно.
Что касается ответных мер, как я уже неоднократно говорила, ответные меры обсуждаются руководством. Наверное, решение будет принято.
ВОПРОС (блог Furydrops):
Первый вопрос касается как раз других инструментов, которые в наличии у Банка России. Почему именно ставка? Почему, например, не ужесточаются существенно различного рода макропруденциальные требования? Возможно, они бы могли сработать более эффективно. Возможно, вы какие-то риски просто видите в связи с этими ужесточениями, которые не видны обывателю.
И второй вопрос. Известно, что эффективная стабилизационная монетарная политика редко соседствует с экспансионистской фискальной политикой. Насколько вы считаете бюджет, вернее, законопроект по бюджету
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Основной инструмент — ключевая ставка, и я на этом буду стоять. Макропруденциальные меры применять для борьбы с инфляцией контрпродуктивно. Режим таргетирования инфляции — это в том числе в значительной степени режим управления ожиданиями. Когда мы инструмент, который предназначен для других целей, начинаем использовать для борьбы с инфляцией, мы теряем ясность коммуникации. И мы получим и разъякоренные окончательно инфляционные ожидания и не получим необходимого эффекта.
Но, сказав это, я не могу не сказать и другое: мы применяем инструмент макропруденциального регулирования для того, чтобы ограничивать накопление рисков в банковской системе. Банки могут увлекаться выдачей прибыльных, но высокорискованных кредитов закредитованным заемщикам, в случае с ипотекой — с низким первоначальным взносом и так далее. И это может оказывать влияние и на общие темпы роста кредита, безусловно. И это мы учитываем. Но целью является ограничение рисков. Следствием может быть и влияние на темпы роста кредитования, которое учитывается.
Мы и дальше будем продолжать так действовать. В том числе, кстати, нас сейчас беспокоит накопление рисков в корпоративном кредитовании. Да, у нас там нет макропруденциальных требований, и мы сейчас вернулись к этой теме и обсуждаем: либо вводить макропру, либо, может быть, уточнить и пруденциальное регулирование, чтобы риски, связанные с чрезмерным накоплением долга некоторыми компаниями, были учтены. Собираемся менять здесь регулирование. Но это, еще раз, борьба с рисками, которая также может оказать косвенное влияние на темпы роста кредитования, что мы будем учитывать.
А.Б. ЗАБОТКИН:
Еще один важный аспект, о котором мы всегда напоминаем: меры макропру действуют только на кредитный канал, причем только на определенные сегменты кредита, к которым они относятся. Строго говоря, ничего не мешает банкам перераспределить свою кредитную активность с того сегмента, который подвергся ужесточению макропру, на другие направления, если он видит там кредитоспособных и привлекательных заемщиков.
Но еще очень важное соображение — это то, что макропру вообще не действует на депозитный канал, то есть оно никак не способно повлиять на сберегательное поведение населения. На сберегательное поведение населения может повлиять только соотношение ставки по депозитам, на которую напрямую влияет только наша ключевая ставка, и инфляционных ожиданий. Если инфляционные ожидания высокие, то, если попытаться задействовать какие-то другие меры, не реагируя ставкой на это, в итоге мы получим на самом деле раскручивающуюся спираль ажиотажного спроса, когда люди будут просто пытаться застраховаться от инфляционных потерь, покупая все — начиная от гречки и заканчивая квартирами.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
И что касается взаимодействия бюджетной и денежно-кредитной политики. Конечно, когда у нас был период дезинфляции с 2015 года до 2019 года, нам сильно помогла и нормализация бюджетной политики, если можно так сказать, сокращение бюджетного дефицита. Это важный фактор. Но тем не менее в истории есть успешные примеры, когда денежно-кредитная политика добивается цели снижения инфляции даже при мягкой бюджетной политике и при растущем дефиците бюджета. Вспомните конец
А.Б. ЗАБОТКИН:
Короткая ремарка по поводу опыта США в начале
ВОПРОС (газета «Известия»):
Первый вопрос по поводу предложения Сергея Анатольевича Швецова использовать средства со счетов «С» для инвестирования в российские ценные бумаги. И в продолжение этого Минфин сейчас говорит о том, что на новые вложения нерезидентов (даже из недружественных стран) не будут распространяться валютные ограничения, насколько я понимаю. Вы поддерживаете эту меру, поскольку вы обсуждали это с Минфином?
А второй вопрос у меня такой. Песков сказал, что вам не понравилась купюра БРИКС чем-то. Это чисто дизайн не понравился или сама идея? Я понимаю, что эта идея не сегодняшнего и завтрашнего дня. Но в принципе есть ли такая в перспективе возможность?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается использования счетов типа «С» для инвестирования дружественными, я так понимаю, нерезидентами в российскую экономику. Введение таких счетов типа «С» было ответной мерой на замораживание активов и Центрального банка, и частных лиц. И поэтому, на мой взгляд, она в этом виде и должна сохраняться. За счет этого ресурса невозможно создать какой-то надежный источник для инвестирования. Нам нужно создавать привлекательные инвестиционные условия для того, чтобы и российские граждане и бизнес, и иностранцы, кстати, и дружественные, и недружественные, кто хочет инвестировать в российскую экономику, чтобы они инвестировали.
Мы действительно с Минфином считаем, что для этого нужно создать условия для нерезидентов: если они инвестируют после начала 2022 года, то надо дать им возможность и репатриировать прибыли и так далее, если они продолжают инвестировать в российскую экономику. Поэтому я не очень поддерживаю идею использования счетов типа «С» для такого рода инвестиций.
Что касается БРИКС. Мы все-таки на другом технологическом уровне, чтобы иметь общие бумажные наличные деньги. Если уж и говорить, то говорить в терминах цифровых финансовых активов и так далее.
Звучат периодически предложения об ускоренном создании какой-то единой валюты, но это очень сложный процесс. Если вы посмотрите на единые валюты разных стран, какую они историю проходили, какие гармонизация и интеграция должны быть во многих сферах экономики и финансов. Но мы, естественно, обсуждаем вопросы развития расчетов в национальных валютах, использования разных новых технологических решений, платформенных решений для того, чтобы облегчить торговлю и инвестиции между нашими странами.
ВОПРОС (газета «Красный Север»):
Банк России всегда высоко оценивал риски широкой доступности льготных ипотечных программ. Сегодня, когда часть из них отменена, а по другим серьезно пересмотрены условия, спрос на новое жилье резко упал.
Более того, региональные застройщики отмечают, что они фактически приостановили реализацию новых проектов и занимаются только теми, которые они начали ранее. Нет ли опасений того, что в ближайшее время будет очень сложно восстановить работу строительной отрасли? И все-таки, по оценке Банка России, при соблюдении каких условий будет решена задача по доступности жилья и цены на него пойдут вниз?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Вы правильно сказали про доступность жилья, а не просто доступность ипотеки. Я тоже не устаю повторять: это связанные вещи, но не одно и то же, потому что если у вас дорогие квартиры, пусть ипотечные кредиты будут по нулевой ставке, а зарплаты ваши растут медленнее, чем цены на жилье, то доступного жилья не будет.
И да, спрос на жилье будет более сбалансированным под влиянием отмены массовой льготной ипотеки, как это было в период до начала массовой льготной ипотеки. И то, что выглядит как значительное снижение и продаж, и выдачи ипотеки, — по сути, это возвращение к более обоснованному уровню спроса на жилье.
Рост ипотеки замедляется, но это замедление с очень высоких уровней. Я напомню: у нас темпы роста были более 30%. И такие темпы не могут держаться долго, и строительному сектору рассчитывать на то, что все время будет 30%, мы заранее предупреждали, что это невозможно. В этом году мы ожидаем 8—11%-ный рост ипотечного портфеля. С учетом секьюритизации, по оценке наших специалистов, это будет
И я сказала про доступность жилья. Я напомню, что цены у нас за 4 года льготной ипотеки выросли почти вдвое, и это сильно опережало рост и зарплат, и инфляции. И главный способ повышения доступности жилья — это рост доходов, который опережают рост цен на жилье, и умеренные рыночные ставки, которые будут возможны только при достаточно низкой инфляции.
Мы сейчас видим, что люди стали больше покупать жилье на свои сбережения. Это видно по тому, как наполняются счета эскроу. То есть счета эскроу раньше во многом могли наполняться за счет кредитов. Сейчас 50% — это собственные средства.
По мере снижения инфляции ипотечные ставки будут снова снижаться, и мы видим свою задачу в том, чтобы ставки по ипотеке были умеренными и ипотека была доступна даже без льготных программ.
Для застройщиков это будет означать более умеренный уровень активности. Но мне кажется, наши застройщики в последние годы показали, что они быстро могут адаптироваться. Они, во-первых, накопили хорошую подушку безопасности. Приведу цифры для того, чтобы понимать, что у них есть некоторые буферы, подушки безопасности. За прошлый год, например, прибыль строительного сектора в целом почти в 5 раз превысила показатель прибыли в 2019 году, перед введением массовой льготной ипотеки. А по экономике в целом прибыль выросла лишь вдвое за этот же период. Поэтому какое-то охлаждение деловой активности после периода очень сильного бума этих 4 лет, конечно, произойдет, но, на мой взгляд, строительная отрасль с этим справится.
ВОПРОС (проект Bitkogan):
Банк России уже 2 заседания подряд поднимает ставку как бы частично и дает жесткий сигнал на будущее. Вопрос: зачем растягивать удовольствие? Тем более что бизнесмены на практике сейчас нередко активнее берут кредиты в ожидании дальнейшего повышения ставки.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Я бы не сказала, что это частично, это решение, которое отвечает реалиям сегодняшнего дня. И повышение ставки не предопределено. Мы допускаем такую возможность, действительно, но если мы увидим достаточно существенное замедление устойчивой инфляции, устойчивое замедление устойчивой инфляции, если хотите, и скорректируем прогноз, то, может, этого и не понадобится. И заранее поднимать ставку с запасом, наверное, это неправильно, особенно в условиях, когда есть неопределенность.
Мы должны еще оценить эффекты принятых решений. У нас они действуют с лагом. Мы смотрим, как работает трансмиссионный механизм, потому что до полного влияния на инфляцию проходит несколько кварталов, но это влияние начинает проявляться в принципе и в первые периоды.
Что касается возможного спроса на кредиты, мне кажется, что, если мы, например, говорим о корпоративных кредитах, компании должны сами оценивать риски: готовы ли они брать кредиты, будет ли повышаться ставка или когда она будет снижаться. Если это долгосрочный кредит, оценивать скорее среднесрочные перспективы. Я, честно говоря, не вижу вот такого большого эффекта и большого фактора. Частично он может проявляться, когда сдвигается спрос влево, быстрее берут кредиты в ожидании повышения ключевой ставки.
А.Б. ЗАБОТКИН:
Мы в целом не очень разделяем это расхожее мнение, что компании берут больше кредитов, если ожидают повышения ставки, это не подтверждается данными. Как в данных можно проверить эту гипотезу? Если бы это было так, то компании бы активно брали кредиты по фиксированным ставкам, потому что вы можете сэкономить на процентной ставке.
Если это фиксированная ставка и она будет еще выше в дальнейшем, они возьмут сейчас. А если большого аппетита к фиксированным ставкам со стороны компаний нет, хоть на 5 лет, хоть на 6 месяцев, то на самом деле такую мотивацию в поведении компаний усмотреть очень сложно, потому что под плавающую ставку опережающим образом брать кредит никакого смысла нет, — вы заплатите высокую ставку после того, как ее повысят.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Так как действительно значительная часть кредитов сейчас дается по плавающей ставке, это не имеет смысла — опережающим образом брать.
ВОПРОС («Российская газета»):
В продолжение темы доступности жилья. Скажите, пожалуйста, почему после отмены льготной ипотеки не наблюдается снижения разрыва в ценах между первичкой и вторичкой? Это теперь так и будет в районе 50%? Или надо просто подождать?
И еще один вопрос. Оцените, пожалуйста, слова замглавы Минфина Алексея Моисеева о завершении цикла снижения ключевой ставки в 2030 году.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Алексея Борисовича попрошу ответить на этот вопрос. Наш прогноз, что мы в 2027 году придем к нейтральной ставке в диапазоне
А.Б. ЗАБОТКИН:
Давайте поясню. Конечно, Алексей Владимирович Моисеев, наверное, лучше прокомментирует свои слова, чем мы, но он не сказал, что цикл снижения ставки будет растянут до 2030 года. Он сказал, что к 2030 году процесс смягчения денежно-кредитной политики пройдет весь свой путь. Это не означает, что это будет растянуто до 2030 года. Это значит, что он завершится внутри этого промежутка времени.
Эльвира Сахипзадовна сказала, что к 2027 году, если инфляция возвращается к цели, соответственно, и наша ставка возвращается к ее нейтральному уровню.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
И что касается отмены льготной ипотеки. Мы первые эффекты видим с точки зрения темпов роста ипотечного кредита в целом: они становятся более сбалансированными. А с точки зрения снижения разрыва между ценами на первичном и вторичном рынке, это то, что нас действительно беспокоит, и мы считаем, что это было одним из следствий вот такого длительного существования массовой программы льготной ипотеки.
Первое. Действительно, на наш взгляд, пока мало времени прошло, потому что в последние месяцы сделки заключались скорее еще по договоренностям предыдущих месяцев. Все-таки ипотечные кредиты — это не такое уж быстрое дело. Это один из факторов.
Второй фактор. Я уже говорила о финансовой подушке, накопленной строительным сектором, поэтому некоторые застройщики могут придерживаться позиции поддержания уровня цен, может быть, даже где-то предложение снижают вместо того, чтобы снижать эти цены.
И третье, что мы, к сожалению, видим, — это обилие запутанных схем, непрозрачных схем, которые приводят к повышению цен на жилье. К сожалению, эти схемы как таковые остаются, они видоизменяются. Мы очень рассчитываем на ипотечный стандарт, о котором договорилось банковское сообщество, и на то, что он начнет работать.
Но, если этот ипотечный стандарт не будет работать — мы об этом уже говорим как об угрозе, — если банки не будут соблюдать тот стандарт, о котором они договорились, мы этот стандарт будем, скорее всего, либо включать в закон, либо сейчас обсуждаются вопросы дестимулирования банков через разного рода повышенные отчисления или повышенные резервы. Если кредит выдается не по стандарту, значит, повышенный резерв, чтобы это не было выгодно банкам. Но это тоже один из факторов.
Предварительные оперативные данные показывают, что, скорее всего, на первичном рынке и в России в целом, и в некоторых регионах началось снижение цен. И, наверное, если эта тенденция продолжится, это будет влиять на сокращение этого разрыва, о котором вы говорите.
ВОПРОС (газета «Республика Татарстан»):
Экономика ряда российских регионов, в том числе Татарстана, в большей степени завязана на крупные промышленные предприятия. В случае длительного периода высоких ставок нет ли рисков слишком сильного охлаждения промпроизводства, торможения процессов импортозамещения и усугубления ситуации с предложением на рынке?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Мы исходим из того, что экономика будет и дальше расти, но более умеренными темпами. Продолжится ее структурная перестройка, в том числе связанная с импортозамещением, с автоматизацией, с повышением производительности труда. Кстати, по производительности труда мы видим, что она сейчас выше, чем было до пандемии. И мы будем надеяться, что все инвестиции, которые осуществлены, действительно дают отдачу в виде роста производительности труда по экономике в целом.
Но структурная перестройка продолжится, и это означает, что часть отраслей получит больше шансов для развития. Например, если они занимают ниши, которые раньше принадлежали иностранному бизнесу, эти компании могут расти двузначными темпами.
Если вы посмотрите на отраслевую структуру роста, действительно у нас очень большие различия между отраслями, и внутри отраслей те или иные компании тоже растут различными темпами. Но, конечно, есть и те компании, спрос на продукцию которых будет снижаться. Это неизбежно в условиях структурной перестройки, как и перемещение ресурсов в те секторы, которые развиваются ускоренными темпами. Им надо будет либо искать новые возможности, новые ниши, новые продукты, либо новые бизнес-процессы выстраивать, заниматься производительностью труда. Здесь, как сами предприятия говорят, очень большие резервы, даже не всегда связанные с огромными инвестициями. Сами бизнес-процессы, их оптимизация могут давать и прирост производительности труда. Они должны будут либо искать новые ниши, либо снижать производство. Это неизбежное следствие структурной перестройки экономики.
ВОПРОС (издание РБК):
Есть такое общее мнение: для того чтобы побороть инфляцию, ставку невозможно повышать бесконечно. Есть определенная ее самая высокая точка, в которой дальнейшее ужесточение перестанет работать, если нет сопутствующей жесткой бюджетной политики. На ваш взгляд, есть ли вот эта точка самой высокой ставки, после которой она уже перестанет работать? И какой это уровень — 25, 30%?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
На мой взгляд, такой точки нет, поэтому говорить о ее размере нет смысла.
А про взаимодействие с бюджетной политикой я уже говорила. Нормализация бюджетной политики — а в следующем году она будет происходить, мы надеемся, в соответствии с объявленными решениями — это, что называется, элемент в копилку дезинфляции. Но даже и в условиях мягкой бюджетной политики и смягчающейся бюджетной политики инструментами денежно-кредитной политики, режимом таргетирования инфляции можно достичь своей цели по снижению инфляции.
ВОПРОС («Независимая газета»):
Я хотела бы попросить немножечко раскрыть недавний тезис Алексея Борисовича, высказанный в одном из интервью, о том, что в текущих экономических условиях высокая ключевая ставка способствует очищению экономики от неэффективных компаний и перераспределению дефицитных ресурсов на те направления, которые более востребованы, приоритетны. И вопрос такой: вы уже видите очищение экономики от неэффективных компаний? И если нет, то когда оно начнется и с каких отраслей? И значит ли это, что нужно ждать каких-то банкротств компаний?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается перераспределения ресурсов из одних секторов, отраслей в другие, более эффективные, результат можно будет увидеть в дальнейшем росте производительности труда. Вот я только что сказала, что мы уже видим, что, например, рост производительности труда в этом году выше, чем в прошлом году (в первом полугодии — около 4%), и выше, чем в допандемийный период.
И второе, на что я хотела бы обратить внимание, вот это перераспределение ресурсов — это необязательно волна банкротств. Если компании не видят перспективу и вовремя принимают решения, например продают активы тем, кто может их более эффективно использовать, управлять ими, это возможно и без волны банкротств.
А.Б. ЗАБОТКИН:
Действительно, переток ресурсов в пользу более эффективных и, понятное дело, в условиях жесткой денежно-кредитной политики менее закредитованных или незакредитованных компаний — это естественный процесс. Он связан именно с перераспределением долей рынка. Это ни в коем случае не предполагает, что все, кто снижает свою долю рынка, они идут в сторону ликвидации бизнеса, — нет, просто доли рынка перераспределяются.
Может быть, те, кто сокращает объем своего бизнеса, продает какие-то свои активы тем, у кого есть свободный капитал и кто меньше зависит от долгового финансирования и в состоянии, соответственно, финансировать свое развитие за счет собственного капитала, — это такой очень многогранный процесс, который происходит в любой экономике в таких условиях, когда действительно все ресурсы уже задействованы. И чтобы экономика продолжала двигаться дальше, этого можно достичь только путем того, что все мы лучше и более продуктивно выполняем свою работу на своих местах. В том числе это зависит на самом деле очень сильно от того, как производственные процессы организованы в той компании или организации, в которой вы работаете. И, соответственно, и трудовые ресурсы туда перераспределяются, и финансовые ресурсы тоже достаются тем, кто на самом деле может платить более высокую доходность по этим инвестициям.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Здесь очень важно не дестимулировать этот переток, поддерживая слишком сильно на плаву те компании, которые не демонстрируют высокой эффективности. Это перераспределение должно быть, и наилучшее перераспределение обеспечивает рынок, когда предложение идет за спросом.
Конечно, у государства есть сфера ответственности, связанная с инфраструктурой, с поддержкой новых технологий, где очень большие риски, и так далее. Но важно здесь удержаться от того, чтобы поддерживать просто устоявшееся предприятие, производства, если они не трансформируются.
А.Б. ЗАБОТКИН:
Это на самом деле первый эпизод, когда мы действительно находимся в состоянии такой циклически перегретой экономики. Все предыдущие эпизоды, когда у нас были периоды высоких процентных ставок, были связаны с внешними шоками и на самом деле с экономическим спадом — это было в
И поэтому, конечно, возможно, что и у бизнеса есть некоторая инерция думать о том, что в предыдущие разы были меры по поддержке спроса для того, чтобы компенсировать последствия от этих шоков и высокого уровня процентных ставок, который был связан с рисками для финансовой стабильности, и поэтому и сейчас надо действовать так же. Но экономика находится в диаметрально противоположной точке по отношению к своей траектории устойчивого роста, чем это было в предыдущие эпизоды, когда использовались антикризисные меры, к которым все так привыкли. Сейчас они просто не показаны.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Спасибо большое за ваши вопросы!