ВОПРОС
Позвольте мне вернуть Вас к событиям 2014 года, к тому моменту, когда вы предприняли решительные меры с целью стабилизации валютного курса, когда вы подняли процентные ставки и в итоге вам удалось выиграть сражение со спекулянтами. Что Вы чувствовали в то время? Вы и все в Центральном банке, вы отпраздновали эти события, открыв шампанское? Каковы были Ваши ощущения, когда Вы осознали, что Вам удалось вернуть курс рубля к более устойчивому уровню? Как вы все отпраздновали это событие?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Действительно, в конце прошлого года сложилась достаточно сложная ситуация на финансовом рынке, потому что российская экономика, российская финансовая система испытали два достаточно серьезных внешних шока. Это и закрытие внешних финансовых рынков под влиянием санкций и драматическое падение цен на нефть. Безусловно, это сказалось на ситуации на финансовом рынке.
И для того чтобы стабилизировать эту ситуацию, мы вынуждены были применять целый комплекс мер (часть из них не очень популярна), таких как достаточно серьезное повышение нашей ключевой ставки.
Мы отпустили курс в плавание и перестали осуществлять интервенции по заранее заданным, понятным для рынка правилам.
Одновременно мы ввели новые для российского центрального банка инструменты – мы из золотовалютных резервов стали предоставлять валюту в долг банкам, для того чтобы компании могли пройти пик внешних платежей.
Все наши действия были направлены на то, чтобы стабилизировать ситуацию на валютном рынке, поскольку валюта была под большим давлением, большим стрессом. Это первая цель.
А вторая цель заключалась в том, чтобы снизить инфляционные ожидания. Мы как центральный банк только в начале года перешли к новому для нас режиму инфляционного таргетирования, очень внимательно относились к инфляционным ожиданиям, к снижению инфляции.
Ситуация начала стабилизироваться где-то в конце января под воздействием этих мер. Затем уже ситуацию поддержал рост цен на нефть, рубль стал укрепляться. И постепенно где-то в первом квартале мы начали понимать, что ситуация на финансовых рынках, на валютном рынке стабилизируется. Это было видно по разным индикаторам – по спредам процентных ставок, в том числе. Они стали возвращаться к тому уровню, который был до периода турбулентного состояния в конце года.
Поэтому сейчас можно сказать, что в целом платежный баланс, финансовая система адаптировались к этой новой реальности, чего нельзя сказать пока об экономике в целом. Поэтому, я думаю, еще рано пить шампанское.
ВОПРОС
Но все-таки сложный момент был позади, и можно было вздохнуть с облегчением. Когда Вы осознали, что над спекулянтами был одержан верх?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Я не могу сказать, что вздохнула с облегчением. Действительно, это позитивный факт, что ситуация на рынке постепенно стабилизируется. Но перед нами стоят еще очень большие задачи. Мы должны снизить инфляцию. Наша цель – снизить инфляцию до 4%. Сейчас, вы знаете, она достаточно высокая. Поэтому расслабляться еще рано.
ВОПРОС
Были ли моменты, когда Вы испытывали раздражение? Например, когда Вы понимали, что операции некоторых российских компаний-экспортеров были направлены против мер Центрального банка?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Я не могу сказать, что это было раздражение. Это не вопрос эмоций. Поведение экспортеров до того, как мы отпустили курс в реально свободное плавание, было объективным, естественным – если у компаний большие девальвационные ожидания, они придерживают валюту, они ее не продают. И здесь уговорами помочь или заставить предприятие продавать валюту было достаточно сложно, нужно было действительно отпустить курс в плавание, чтобы он нашел свое рыночное равновесие и чтобы участники рынка поверили, что это рыночное равновесие, и исчезли такие сильные девальвационные ожидания, что и произошло. Это произошло в результате действительно достаточно резкого ослабления курса. Но курс постепенно нашел свое рыночное равновесие. Я считаю это плюсом режима плавания, хотя переход к нему проходил в сложных условиях. Плавающий курс и переход на режим инфляционного таргетирования, которого очень многие боялись и сейчас побаиваются в стране, – это действительно благо и для экономики, и для финансовой системы.
ВОПРОС
Но, с моей точки зрения, некоторые торговые подразделения компаний, продающих энергоресурсы, проводили свои операции против политики Центрального банка. Мне интересно, кем они являются, по Вашему мнению? Являются ли их действия в некотором роде непатриотичными? Или, может быть, вы рассматриваете их как еще одних вполне легитимных участников финансового рынка?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мы их воспринимаем действительно как участников рынка, которые действуют легитимно. Мы проводили с ними встречи и рассказывали о последствиях введения режима плавающего курса, то есть они должны были понимать, что они берут валютные риски на себя, курс не сдерживается Центральным банком. И курс может под воздействием объективных факторов как укрепляться, так и ослабляться, и компании должны быть к этому готовы, поэтому для них лучше для управления их валютной позицией более равномерно продавать экспортную выручку.
Я думаю, что они по опыту уже научились. Сейчас они продают достаточно равномерно валютную выручку без всякого давления со стороны либо Центрального банка, либо Правительства.
ВОПРОС
Существует мнение, что прошлые события, и это особенно верно для центральных банков, зачастую накладывают отпечаток на будущие действия. Как опыт, который вы приобрели в прошлом году, влияет на вашу политику сейчас?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Такие изменения, конечно, учат всех – и Центральный банк, и экономических субъектов. Мы должны приспособиться к новым внешним условиям, к новому режиму нашей политики. Это и происходит сейчас.
ВОПРОС
Существует еще одно мнение о центральных банках. Оно заключается в том, что центральные банки все время воюют с прошлым. Так, в Германии фокус внимания всегда на инфляции; американцы всегда сражаются с депрессией. Что касается России, у вас был опыт 1998 года, вы пережили прошлый год. Означает ли это, что теперь вы всегда будете преодолевать нестабильность рубля?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Нет, конечно, не означает.
Действительно, фактически до прошлого года курс рубля был для всех субъектов экономики так называемым номинальным якорем – это то, за что держались все предприятия, все банки, и это было заботой Центрального банка.
Но сейчас при переходе к режиму инфляционного таргетирования, для нас ключевой становится наша процентная политика – стоимость денег, стоимость рублей в экономике. Через процентную политику мы влияем на инфляцию. Мы хотим приучить участников рынка к тому, что наша процентная политика гораздо важнее курса. И сейчас такое изменение отношения к нашей политике происходит.
Конечно, экономическим субъектам еще достаточно тяжело привыкнуть, что курс плавает, может изменяться в ту и другую сторону, но они стали уже гораздо больше внимания обращать на нашу ключевую ставку. Наших решений по ключевой ставке на Совете директоров ждут, обсуждают, такого не было где-то полтора-два года назад.
Конечно, ставка всегда обсуждалась. И ставка Центрального банка имела значение, но номинальный курс был важнее.
Но мы в начале пути. Экономические субъекты к этому должны будут привыкать. Это займет определенное время, чтобы перестроить свое отношение к этой политике, безусловно.
ВОПРОС
Значит, не правы все те люди, которые говорили, что последнее решение по ставке касалось не инфляции, а рубля. Я правильно понимаю, что то, что вы говорите сейчас означает «мы перешли к режиму инфляционного таргетирования с плавающим курсом. И это насовсем. Мы не будет таргетировать курс»?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мы абсолютно не собираемся таргетировать валютный курс. И все наши решения по ставке мы принимаем исходя из того, чтобы достичь нашей цели по инфляции.
Мы поставили цель в среднесрочном периоде достичь снижения инфляции до 4%.
Безусловно, мы принимаем решения, анализируя то, что происходит в экономике. Мы учитываем фактор этого замедления, насколько оно носит структурный характер, насколько циклический. И в соответствии с этим принимаем решения.
Но та политика, которую мы сейчас ведем, еще раз хочу подчеркнуть, мы уверены, что она приведет к снижению инфляции до 4%.
ВОПРОС
Уровень в 4% является вашей целью, вы убеждаете, что сможете ее достичь. Но мне кажется, рынок задает вопрос, что это за инфляционные риски, которые не дают снижать ставку быстрее?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Ну, во-первых, инфляция уже снижается достаточно активно. Хотя в годовом выражении она достаточно высокая, но если мы посмотрим на месячную инфляцию, она серьезно снизилась. Если в январе это было 3,9% в месяц, то в апреле и мае – 0,4 - 0,5%.
Последние недели инфляция держится на уровне 0–0,1%, то есть это тот уровень, который был еще до всех внешних событий.
И поэтому мы в качестве перспективы делаем прогнозы и видим, что инфляция будет снижаться. По нашим прогнозам, через год она будет меньше 7%.
Безусловно, как центральный банк мы должны оценивать все инфляционные риски, принимать решения исходя из тех рисков превышения инфляции, которые существуют. Мы выделяем эти риски. Они связаны и с ценой на нефть – с влиянием этого фактора на валютный курс и, соответственно, на инфляцию через эффект переноса валютного курса на цены. Другой возможный риск - решения Правительства по регулируемым тарифам. У нас большая доля административно регулируемых тарифов.
Безусловно, мы учитываем и риски, связанные с реакцией рынков на возможную нормализацию денежной политики ФРС. Мы страна с формирующимся рынком, и если будет принято решение по повышению ставки Федеральной резервной системой, это в какой-то степени может отразиться на нас. Все эти риски мы учитываем, принимая наши решения по денежно-кредитной политике.
ВОПРОС
Исходя из этого, ожидаете ли Вы повышения базовой ставки в США в сентябре? Учитываете ли Вы этот факт при проведении моделирования?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мы, безусловно, учитываем, что такая вероятность есть. Сейчас нам никто не может точно сказать, когда это произойдет, но рынки ожидают нормализации денежно-кредитной политики.
У нас при этом нет каких-то специфических рисков, связанных с нормализацией денежно-кредитной политики в США, но тут возможны два сценария. Первый: такое изменение денежно-кредитной политики произойдет достаточно плавно, учитывая, что участники рынка ожидают такого повышения ставок, и уже во многом заложили эти ожидания в стоимость активов. И тогда не будет очень резких движений на рынке.
Но возможен и второй вариант, когда рынки отреагируют достаточно нервно. И тогда в целом повышение турбулентности может отразиться и на российской экономике.
Мы все эти факторы учитываем, хотя, еще раз повторю, каких-то специфических для России рисков, связанных с повышением ставки ФРС, мы не видим.
ВОПРОС
Я хотел бы задать Вам вопрос о том, делает ли Центральный банк прогнозы возможных последствий выхода Греции из еврозоны. Станет ли этот выход причиной потенциальной турбулентности денежных потоков в Европе?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мы учитываем этот сценарий как один из возможных рисков, который повысит турбулентность на финансовых рынках и на рынках Евросоюза. Евросоюз – один из наших крупных торговых партнеров, поэтому, конечно, нас это беспокоит.
И мы, когда делаем прогнозы в наших ежеквартальных докладах по денежно-кредитной политике, оцениваем все важные события, которые происходят на мировых товарных рынках, на мировых финансовых рынках. И такой риск, конечно, тоже учитываем.
ВОПРОС
Как Вам кажется, вероятность выхода Греции из ЕС увеличилась в последнее время?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мне трудно здесь делать оценки.
ВОПРОС
Какими могли бы быть последствия выхода Греции? Существует ли опасность того, что другие страны Юга Европы, которые также испытывали проблемы с выплатой долгов, воспользуются этой ситуацией для предъявления более агрессивных требований? Размышляли ли Вы об этом? Пытались ли Вы осознать, каковы будут последствия для российской экономики?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Да, безусловно, будут и последствия. Рост такого рода настроений возможен. Это может снижать темпы восстановления и развития европейской экономики, снижать спрос на нашу продукцию. Конечно, такие связи существуют, прежде всего через торговые отношения.
ВОПРОС
В случае реализации любого из этих сценариев будете ли Вы готовы увеличить предоставление ликвидности для российского банковского сектора или докапитализировать банки для сглаживания последствий волатильности курса рубля или для улучшения условий кредитования?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мы всегда готовы отвечать на риски финансовой нестабильности, с чем бы они ни были связаны, потому что эти риски формируются под воздействием совершенно разных условий – внешних условий. Для нас, конечно, один из самых чувствительных факторов – это цена на нефть. Есть и другие факторы. Такие риски могут возникать. И мы видим, что весь мир в целом волатилен, в последнее время наблюдается повышенная неопределенность, повышенная волатильность на мировых финансовых рынках.
Мы готовы к таким рискам. Мы готовы предоставлять рублевую ликвидность. Мы это делали в прошлом году, когда наши банки, предприятия лишились доступа на международные финансовые рынки и пришли на российский финансовый рынок. И банковская система наращивала кредитование таких предприятий, банков. Происходило во многом замещение внешнего фондирования внутренними источниками.
У нас есть и специализированные инструменты, о которых я уже говорила, для того чтобы сгладить чрезмерную волатильность, связанную с рисками финансовой нестабильности на валютном рынке. Я имею в виду наши инструменты рефинансирования в валюте. Мы готовы это делать. И, как мы раньше предупреждали, если ситуация будет достаточно сложная, мы, как многие центральные банки, готовы выходить и на валютный рынок, нам резервы вполне позволяют это делать для того, чтобы эти риски купировать.
ВОПРОС
На рынке сложилось мнение, что для Вас комфортным является курс 50–55 рублей за доллар и любое значительное превышение потребует от Банка ответной реакции.
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Нет, мы комфортно себя ощущаем в рамках любых диапазонов. Курс плавающий, он и есть плавающий. Риски возникают, когда происходят очень быстрые, резкие изменения, которые могут создавать (хотя и не всегда создают, но могут создавать) риски для финансовой стабильности. Тогда резко возрастают и инфляционные ожидания и так далее. Не любое резкое изменение курса ведет к этому.
ВОПРОС
Известно, что Банк России имеет мандат на поддержание стабильности, на борьбу с инфляцией, но у вас также есть мандат для обеспечения роста российской экономики. Не думаете ли Вы, что для оказания поддержки экономике или по крайней мере для обеспечения ее стабильности возможно, не в такой же степени, как это делает ФРС, настало время, чтобы у Центробанка появился мандат на оказание финансовой поддержки банковской системы, страдающей от недостатка капитала? Возможно, в виде программы поддержки кредитования банками реального сектора, потому что мне известно, что Вы неоднократно затрагивали эту тему. Есть ли у Центробанка в рамках его полномочий возможность создать подобную схему?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Наш мандат отличается от мандата Федеральной резервной системы. Основной наш мандат – это ценовая стабильность и через ценовую стабильность создание условий для устойчивого экономического роста. Действительно, двойные мандаты есть в ряде стран, но, на наш взгляд, перед нами стоит сейчас очевидная задача, связанная со снижением инфляции. Само по себе снижение инфляции, поддержание инфляции на низком уровне – это важнейший фактор инвестиционного климата и устойчивого экономического роста. Я считаю, что Центральный банк вносит вклад в поддержание экономического роста, прежде всего, созданием стабильных финансовых и ценовых условий.
Почему это важно? Потому что перспективы экономического роста в России связаны, прежде всего, с ростом инвестиций, частных инвестиций. Для инвестиций, для частных инвестиций важно предсказуемо планировать макроэкономическую рамку, и низкая инфляция очень важна.
Поэтому наша основная задача (для поддержки кредитования, для поддержки инвестиционного роста) – снизить инфляцию, чтобы на основе низкой инфляции предприятия могли получить доступ к не очень дорогим кредитам.
Безусловно, у нас есть некоторый набор инструментов, очень лимитированный, который мы сейчас применяем там, где есть провалы рынка. Это небольшие инструменты для поддержки кредитования малого и среднего бизнеса, инвестиционных проектов, но они действительно очень ограниченны в масштабах и не оказывают влияния в целом на направленность нашей денежно-кредитной политики, на нашу процентную ставку.
ВОПРОС
Но разве вы, как ЕЦБ, не можете объявить о проведении специальных мер? Ведь из-за введения режима санкций бизнесу стало невероятно трудно получить доступ к источникам капитала на Западе. Поэтому в этих условиях вы могли бы ввести специальные меры по увеличению предоставления ликвидности. Эти меры можно было бы ввести на очень ограниченное время и в очень точечном и целевом режиме. Например, если посмотреть на фондовый рынок, то становится очевидным, что уровень ликвидности на нем понизился очень сильно. Участники рынка нуждаются в капитале. В качестве кредитора последней инстанции Банк мог бы предоставлять капитал. Почему бы и нет?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Во-первых, нам не подходят те меры, которые принимает, например, ЕЦБ, – количественное смягчение. Я еще раз повторю, у нас и ЕЦБ совершенно противоположные задачи, мы должны снижать инфляцию. Попытки слишком быстро снизить процентные ставки или даже покупать какие-то активы могут просто привести к росту инфляции, к оттоку капитала, долларизации экономики. Это будет мешать экономическому росту, а не помогать. Поэтому повторю еще раз: основная наша задача – снижать инфляцию.
Что касается капитала, капитализация банковской сферы - это очень важный вопрос. У нас в основном все-таки банковское финансирование роста экономики, фондовый рынок хотя и развивается, но не такими высокими темпами.
Что касается поддержки банковского кредитования, капитал очень важен, и поэтому Правительство приняло решение о докапитализации банков в этой сложной ситуации. И те средства, которые Правительство предоставляет, позволят, если они полностью будут использованы, увеличить капитал банков где-то до 12 с лишним процентов. Это существенное увеличение, которое позволит поддержать кредитование.
ВОПРОС
Я хотел бы понять, как происходит обсуждение проблем обеспечения экономического роста на уровне президента, премьер-министра. В какой степени центральный банк участвует в этом обсуждении?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Безусловно, потому что проблемы роста, развития стоят перед нашим обществом, перед Правительством, перед Центральным банком. И здесь мерами только денежно-кредитной политики и снижением ставки нам не поддержать экономический рост, потому что, хотя экономическое замедление сейчас в определенной степени и носит циклический характер, но в основе это структурное замедление экономики, оно началось до снижения цен на нефть. И поэтому для того, чтобы, выйти на устойчивые темпы экономического роста, нужны очень серьезные структурные изменения. Как я уже сказала, на мой взгляд, эти структурные изменения прежде всего должны быть направлены на то, чтобы частным инвесторам было выгодно вкладывать в российскую экономику. Наша ответственность как центрального банка – создать для этого макроэкономическую стабильность и предсказуемость инфляции, низкой инфляции, для того чтобы поддержать решения инвесторов. Но еще раз – безусловно, основное, что нужно делать, это структурные изменения.
ВОПРОС
Но, принимая во внимание регулятивную функцию Центрального банка, разве Вас не беспокоит тот факт, что в поисках источников капитала бизнес может пойти на другие рынки, отличающиеся высокой волатильностью? Например, они могут пойти на фондовый рынок Китая, который часто сравнивают с казино и где существует высокий уровень долговой нагрузки отдельный регионов. Но, несмотря на все это, российские компании вынуждены обращаться за получением финансирования в китайские банки. Не является ли это тревожным сигналом для Вас?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Российские предприятия действительно пытаются привлечь капиталы на зарубежных рынках, разных рынках. Если закрыт один рынок, они идут на другие рынки, это абсолютно естественный процесс. Для нас важнее как для мегарегулятора, Вы об этом сказали, чтобы у нас формировались внутренние источники капитала. Поэтому мы с большим вниманием относимся к развитию сектора негосударственных пенсионных накоплений. И спасибо Правительству, оно приняло решение о том, что будет сохранен накопительный элемент пенсионной системы, который позволит формировать долгосрочные инвестиционные ресурсы. Мы собираемся развивать и страхование жизни. То есть должны развиваться те институты, которые предоставляют возможность формирования собственных длинных ресурсов.
ВОПРОС
Некоторые крупные нефтегазовые компании наверняка захотят получить доступ к государственным фондам. Не будет ли это слишком безответственным, по Вашему мнению, если они получат такую возможность?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Это прерогатива Правительства – решить, куда, в каких объемах они будут вкладывать, например, средства Фонда национального благосостояния. Но что касается Центрального банка, мы не даем каких-то целевых денег для поддержки тех или иных предприятий, для поддержки тех или иных отраслей промышленности. Наша задача – предоставление ликвидности банковскому сектору, управление процентными ставками для достижения нашей цели.
ВОПРОС
В России сейчас почти 800 кредитных организаций. Некоторые аналитики говорят, что было бы лучше, если бы их было 200 или 300. За последние полтора года Центральный банк отозвал очень внушительное число лицензий. Продолжится ли этот процесс? Можно ли ожидать отзыва еще сотни лицензий в течение следующего года? Расскажите нам в общих чертах о ваших планах в этой области?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Наша работа по оздоровлению банковского сектора, в том числе по отзыву лицензий, никак не исходит из нашего желания сократить количество банков в России. У нас нет никаких ориентиров по тому, сколько должно быть банков в стране. Главное, что они должны быть здоровыми. Они могут быть крупными, малыми, региональными банками. Мы отзываем лицензии по причине либо финансового нездоровья банков, либо в силу того, что они вовлечены в сомнительные операции. Это еще одна проблема, здесь есть определенные результаты – мы резко сократили количество банков, которые обсуживают теневую экономику.
Сложности некоторые и на финансовом рынке, и в экономике – это не повод нашу работу останавливать. Мы намерены продолжать дальше. Безусловно, мы будем внимательно смотреть за качеством активов банков, потому что в условиях экономического замедления естественным образом происходит ухудшение качества активов. И здесь мы ведем достаточно жесткую политику по отношению к банкам, чтобы они формировали резервы, необходимые для покрытия таких проблемных ссуд. И они это делают, и в целом банковская система устойчива. Мы постоянно проводим стресс-тесты, анализируем банки. Конечно, есть вызовы, есть трудности, но банковская система с ними справляется. На наш взгляд, она вполне устойчивая.
ВОПРОС
Я хотел бы затронуть еще несколько интересных для меня тем. Вы покупаете много золота. Доля золота в ваших резервах растет. Меня интересуют причины этого явления: почему в данной ситуации увеличиваются именно покупки золота, в то время как можно было бы наращивать запасы евро, долларов или любой другой иностранной валюты для создания резервов?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мы исходим просто из принципа диверсификации наших золотовалютных резервов. Золото мы покупали не только в прошлом году, но и в предыдущие годы, у нас достаточно развитая золотодобывающая промышленность.
ВОПРОС
Значит, в этом вопросе вы не исходите из необходимости оказывать поддержку отечественной золотодобывающей промышленности в момент, когда она испытывает проблемы с экспортом своей продукции?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Нет, потому что у нас нет задачи поддержки тех или иных отраслей промышленности. По доле золота мы, кстати, не рекордсмены, есть страны с большей долей золота в золотовалютных резервах.
ВОПРОС
Я также слышал, что вы внимательно следите за биткоинами. Существует ли возможность того, что в ближайшем будущем вы включите биткоин в резервы? И разрешите использование биткоина как платежного средства в России?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Мне трудно себе представить ситуацию, чтобы биткоины были такой валютой, которая могла бы считаться резервной.
Но мы видим, как развивается этот рынок, видим в нем и определенные риски. Мы предупредили об этом субъектов экономической деятельности. В силу анонимности многих операций они могут использоваться, в том числе, для проведения сомнительных операций. Но мы следим за развитием этого рынка, видим, что для потребителей есть и привлекательные стороны биткоинов – оперативность, мобильность, низкие издержки, поэтому востребовано такое направление развития финансовых рынков. Поэтому мы будем внимательно смотреть и при необходимости регулировать.
ВОПРОС
В заключение я хотел бы сказать, что в течение месяца после проведения международного форума в Санкт-Петербурге Брюссель будет решать, станет ли Европа вслед за США продолжать политику санкций против России. Я хочу закончить беседу двумя вопросами. Во-первых, что Вы думаете об итогах форума? Какими будут впечатления о России и ее экономике у западных участников форума? Во-вторых, наступило ли время заявить о том, что пора прекращать санкции, потому что они никому не приносят никакой пользы? Каково Ваше мнение о возможных рисках?
Э.С. НАБИУЛЛИНА
Санкции вообще не надо было вводить. Есть негативные последствия и для российской экономики, и для наших партнеров, это обоюдоострое оружие. Безусловно, экономика, финансовая сфера почувствовали эффект. Но наша финансовая система, платежный баланс уже адаптировались к этим санкциям, экономика постепенно адаптируется. У нас, как я уже говорила, происходит замещение внешних источников финансирования внутренними источниками, мы их развиваем. У нас происходит процесс импортозамещения. Эти санкции действительно негативны для всех, кто затронут ими, они разрушают традиционные торговые связи, они уменьшают потенциал развития экономики, потенциал увеличения рабочих мест. Это, конечно, не нормально, но российская экономика достаточно устойчивая и она может выжить при любом развитии ситуации. У нас есть и накопленные буферы, и золотовалютные резервы, мы ввели плавающий курс, для того чтобы абсорбировать разные шоки.
Что касается питерского форума, мы все с нетерпением ждем его и активно участвуем. Это для нас возможность лучше понять, что происходит в мире, в каком глобальном контексте мы живем. И, конечно, возможность сказать нашим партнерам, друзьям из других стран, какие перспективы есть в российской экономике. И, несмотря на сложные времена, действительно перспективы эти есть, экономика активно меняется, перестраивается, открываются новые ниши. И конечно, очень важна повестка структурных реформ, их имплементация, это тоже будет обсуждаться на питерском форуме.