Заявление Председателя Банка России Эльвиры Набиуллиной по итогам заседания Совета директоров 7 февраля 2020 года
Сегодня Совет директоров решил снизить ключевую ставку на 25 б.п., до 6,00% годовых.
Мы допускаем возможность снижения ключевой ставки на ближайших заседаниях, если ситуация будет развиваться в соответствии с нашим базовым прогнозом.
Сегодня, принимая решение, мы рассматривали широкий набор факторов.
Первое — это динамика инфляции.
Годовая инфляция снизилась до 2,4% в январе. Напомню, что по итогам 2019 года она составила 3%. Само по себе замедление инфляции от уровня декабря было ожидаемо и в основном связано с выходом из расчета повышения НДС в прошлом году. Однако инфляция снизилась более существенно, чем мы прогнозировали.
О низком инфляционном давлении также говорят и месячные темпы инфляции с поправкой на сезонность. Показатели базовой инфляции и прочие индикаторы устойчивой динамики цен находятся около 3% или ниже в годовом выражении.
В I квартале годовая инфляция, по нашей оценке, составит около 2%. В середине года она начнет повышаться, постепенно возвращаясь к цели. На конец 2020 года мы сохраняем прогноз инфляции
Теперь о факторах, определяющих текущую динамику инфляции, и о том, почему мы считаем, что она вернется к цели.
Спрос в экономике. Хотя во второй половине прошлого года мы видели оживление внутреннего спроса, внешний спрос оставался весьма слабым. Это в том числе привело к снижению российского экспорта. При этом динамика внутреннего спроса была очень неравномерной в течение 2019 года. Слабый спрос первого полугодия отразился в быстром замедлении инфляции до текущего низкого уровня. Начавшееся во втором полугодии оживление внутреннего спроса и его дальнейшее ускорение в этом году станут основными факторами возращения инфляции к цели.
Улучшение динамики произошло в части как потребительского, так и государственного спроса. Росту частного потребления способствовало повышение реальных зарплат и располагаемых доходов, в том числе благодаря снижению инфляции. В конце прошлого года также началось более активное исполнение государственных расходов, ускорилось направление средств на реализацию национальных проектов. На наш взгляд, в текущем году эти тренды сохранятся.
Считаю важным отдельно обратить внимание на следующее. С 2015 по 2019 год макроэкономическая политика — как денежно-кредитная, так и бюджетная — во многом определялась необходимостью адаптировать нашу экономику к резкому изменению внешних условий, которое произошло в 2014 году. Необходимостью повысить степень макроэкономической стабильности, ценовой стабильности, бюджетной устойчивости, снизить зависимость экономики от конъюнктуры сырьевых рынков и геополитических рисков.
На сегодня эта задача в основном решена. Период адаптации завершен. Произошла бюджетная консолидация, и даже имеется некоторое пространство для проведения стимулирующей бюджетной политики.
Годовая инфляция достигла заявленной цели и с 2017 года в среднем составила 3,7%. Уже осенью прошлого года мы завершили переход от умеренно жесткой к нейтральной денежно-кредитной политике.
Мы ни в коей мере не можем себе позволить легкомысленно обращаться с достижениями прошедших пяти лет. Эти достижения создали фундамент для проведения эффективной контрциклической макроэкономической политики.
Также считаю важным отметить, что эффекты бюджетной и денежно-кредитной политики в значительной мере будут зависеть от поведения, настроений частного бизнеса и граждан. От того, как они отреагируют на снижение процентных ставок, как используют дополнительные доходы (сберегут или потратят), ответит ли бизнес на бюджетный импульс ростом частных инвестиций. А это, в свою очередь, во многом зависит от настроений производителей и потребителей, их веры в завтрашний день, горизонта их инвестиционных проектов и личных планов, от делового климата в целом. И если эти настроения останутся осторожными, сдержанными, то меры как бюджетной, так и денежно-кредитной политики будут иметь лишь ограниченный эффект для расширения совокупного спроса и устойчивого экономического роста.
Возвращаясь к текущей ситуации. Еще один фактор отклонения инфляции от цели и последующего возврата к ней — это динамика валютного курса. В прошлом году рубль существенно укрепился, и сейчас все еще проявляется накопленный эффект этого укрепления. Даже с учетом колебаний в январе рубль остается более крепким, чем год назад. В первом полугодии эффект прошлогоднего изменения валютного курса и его дезинфляционное влияние будут исчерпаны.
Продовольственные рынки. Сейчас отмечается нехарактерная для этого времени года динамика цен. С поправкой на сезонность продовольственные цены практически не растут уже несколько месяцев. Значительную роль здесь играет фактор предложения, успехи нашего сельского хозяйства. Достоверно оценить соотношение временных и постоянных факторов на рынке продовольствия сложно. Сохраняется потенциал роста производительности и увеличения мощностей. Одновременно с этим расширяются и экспортные возможности для данного сектора. С расширением производства обостряется конкуренция. Мы исходим из того, что постепенно это приведет к выравниванию динамики продовольственных цен с ценами на другие товары и услуги.
Инфляционные ожидания. В последние месяцы здесь существенных изменений не наблюдалось. Ожидания аналитиков на горизонте года формируются вблизи 4%. Краткосрочные ценовые ожидания предприятий стабилизировались на исторически низких уровнях. Инфляционные ожидания населения сейчас находятся вблизи двухлетних минимумов. Но мы продолжаем расценивать этот уровень как повышенный. Главное — нам еще предстоит оценить заякоренность инфляционных ожиданий и населения, и предприятий, когда завершится замедление инфляции и она вернется к цели.
Второй важный фактор для решения, помимо динамики инфляции, — это динамика экономического роста.
В 2019 году ВВП вырос на 1,3% — это верхняя граница нашего прогнозного интервала. Рост внутреннего потребления оказался несколько выше наших ожиданий, в то время как внешний спрос — слабее. Как я уже отметила, основной рост спроса и других индикаторов экономической активности пришелся на второе полугодие прошлого года, в том числе в связи с ускоренным исполнением бюджета.
Наш взгляд на 2020 год и среднесрочный прогноз в целом на этом заседании Совет директоров сохранил практически неизменным. В этом году темп экономического роста будет выше, чем в прошлом, и составит
Третье — денежно-кредитные условия. Они в целом продолжают смягчаться.
Это в полной мере относится к ценовым условиям кредитования. Доходности ОФЗ находятся на минимальных уровнях последних лет. Ставки на депозитно-кредитном рынке продолжают снижаться. Средняя ставка выдачи ипотечных жилищных кредитов в декабре обновила исторический минимум — ровно 9% годовых. Есть потенциал для дальнейшего снижения процентных ставок под влиянием принятых решений по ключевой ставке.
При этом неценовые условия изменялись разнонаправленно. Так, они ужесточались для потребительского кредитования, что связано с эффектом принятых Банком России макропруденциальных мер. Напомню, это целенаправленные меры, которые мы принимаем для обеспечения финансовой стабильности отдельных сегментов финансового рынка. В этих условиях рост необеспеченного потребительского кредитования замедляется и эта тенденция сохранится.
При этом есть потенциал для смягчения неценовых условий банковского кредита в корпоративном сегменте. Оно уже понемногу происходит. Расширяются направления кредитования корпоративных заемщиков, растет доступность долгосрочного кредитования, в том числе за счет развития рынка облигаций. Этому также способствует наметившееся улучшение качества обслуживания кредитов.
Четвертое. Что касается внешних условий, здесь произошли некоторые сдвиги. Но наша оценка их суммарного влияния в целом не изменилась. Подписано торговое соглашение между Китаем и США. То есть те существенные риски, которые мы видели в сфере международной торговли, не реализовались. Эти позитивные новости поддержали настроения рынков.
Но возникли новые вызовы, которые несут новые риски для роста мировой экономики. Так, ситуация с коронавирусом отражается как на экономике отдельных стран, так и мира в целом. Если говорить о России, то влияние на нашу экономику мы в текущий момент оцениваем как незначительное.
Реакция курса рубля на заметное падение цен на нефть в январе — начале февраля и повышение волатильности на внешних финансовых рынках была умеренной. Премия за страновой риск в отношении российских активов формируется вблизи исторических минимумов, после того как она продолжительно и существенно снижалась в прошлом году. Этому способствует макроэкономическая стабильность и, прежде всего, накопленная подушка безопасности в виде ФНБ.
Наконец, о рисках для инфляции.
Сначала напомню, что мы называем «рисками для инфляции» или «инфляционными рисками». Базовый прогноз Банка России предполагает определенную траекторию возвращения инфляции к цели. Когда мы говорим о рисках, то мы говорим о тех причинах, из-за которых инфляция может значимо отклониться от прогнозной траектории: вверх — это проинфляционные риски, либо вниз — это риски дезинфляционные.
Сейчас, на краткосрочном горизонте, дезинфляционные риски заметно преобладают.
Прежде всего это динамика внутреннего спроса — как потребления, так и инвестиций. Их рост может быть меньше, чем мы ожидаем даже в условиях продолжающегося смягчения денежно-кредитных условий и стимулирующей бюджетной политики. Такой сценарий возможен при отсутствии выраженной позитивной динамики в деловых и потребительских настроениях.
Еще один краткосрочный дезинфляционный риск — это более существенное и продолжительное, чем мы закладываем в базовый прогноз, влияние на инфляцию укрепления рубля, которое произошло в прошлом году.
При этом имеется ряд факторов, с которыми связаны как дезинфляционные, так и проинфляционные риски. В частности, это динамика цен на продовольствие, которая очень изменчива. Другим таким фактором являются внешние условия. В случае ухудшения ситуации с коронавирусом или сложностей на следующих этапах торговых переговоров между США и Китаем может быть рост волатильности на финансовых и товарных рынках, отток капитала и давление на валюты стран с формирующимися рынками, что само по себе имеет проинфляционное влияние. В то же время ухудшение на этом фоне ситуации в мировой экономике, снижение внешнего спроса для России, замедление инфляции в странах — торговых партнерах в итоге могут стать значимыми дезинфляционными факторами.
Характер влияния бюджетной политики на инфляцию будет зависеть от скорости и эффективности реализации запланированных мер на прогнозном горизонте.
К числу проинфляционных рисков мы также по-прежнему относим незаякоренные инфляционные ожидания.
Кроме того, уже принятые решения о снижении ключевой ставки могут оказать более существенное повышательное влияние на инфляцию, чем мы оцениваем в базовом прогнозе.
Риски для прогноза инфляции на среднесрочном горизонте мы оцениваем как сбалансированные.
В завершение — несколько слов о перспективах денежно-кредитной политики.
С учетом сегодняшнего решения по ставке мы достигли нижней границы диапазона
Но что важно отметить сейчас, когда ключевая ставка находится на нижней границе оцененного нами диапазона нейтральности. Эти границы — ни верхняя, ни нижняя — никоим образом не задают пределы для возможного движения ключевой ставки вверх или вниз. Если этого будет требовать наша оценка инфляции и экономической ситуации, ключевая ставка может находиться ниже нижней границы нейтрального диапазона. Это будет означать мягкую денежно-кредитную политику. Точно так же, когда инфляция заметно отклонялась вверх от 4%, мы длительное время сохраняли ключевую ставку выше верхней границы этого нейтрального диапазона.
Мы допускаем возможность снижения ключевой ставки на ближайших заседаниях, если сочтем это необходимым для возвращения инфляции к цели — вблизи 4%.
Сессия вопросов и ответов для СМИ
ВОПРОС (агентство «Рейтер»):
Правильно мы понимаем, что оценка нейтральной ставки не сместилась вниз?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Правильно.
ВОПРОС (агентство «Интерфакс»):
ЦБ с Правительством договорился о новом механизме координации по поддержке макроэкономической стабильности. Что это за механизм, в чем будет его принцип? Будут ли это встречи представителей ЦБ с Правительством. Как часто это будет? Какое-то фиксированное время или же это будет ситуативно? И в чем отличие этого механизма от тех мер, которые ранее предлагал бывший министр экономического развития Максим Орешкин?
И второй вопрос. ЦБ еще в 2018 году изменил структуру золотовалютных резервов, снизив долю в долларах в пользу юаня и евро. И вы тогда сказали, что такая структура ЗВР отвечает финансовой стабильности. По-прежнему ли вы с учетом новых рисков и коронавируса считаете структуру ЗВР отвечающей стабильности?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается нашего взаимодействия с Правительством¸ сейчас действительно мы предметно обсуждаем две инициативы, я бы хотела подчеркнуть — две инициативы. Первая касается именно вопросов макроэкономической стабильности. Мы договорились о том, что будем чаще общаться, более оперативно общаться, выверять информацию, которую мы имеем, наши оценки ситуации.
Мы не говорили пока о том, что это будет рабочая группа. Это механизм постоянных встреч, если нужно будет проведение таких регулярных консультаций с целью именно того, чтобы мы принимали более точные решения, будучи более информированными о действиях друг друга. Это такой режим координации. Он на самом деле и существовал как таковой, но может быть (встречи — ред.) происходили не так часто, когда мы обсуждали очередной прогноз, большой документ или проект бюджета. Но мы договорились сделать это просто в таком практически постоянном режиме. И я, действительно, думаю, что это будет на пользу и Правительству, и нам с точки зрения эффективности принятия нами решений.
Это не будет происходить в рамках какой-либо комиссии. Вы говорите, в чем различие с прошлыми (мерами — ред.) и тем более по управлению совокупным спросом. Лично я не понимаю, что такое политика управления совокупным спросом. Есть денежно-кредитная политика, бюджетная политика. Они, конечно, влияют на совокупный спрос. Но на совокупный спрос влияют и другие факторы, не говоря уже о внешних факторах.
Это, действительно, деловые настроения и потребительские настроения граждан, инвестиционные настроения, которые определяют в том числе то, как меры денежно-кредитной политики, бюджетной политики могут быть трансформированы в спрос. Поэтому это вся совокупность по сути дела экономической политики.
Что касается второй инициативы, действительно, мы договорились о создании рабочей группы, которая будет предметно рассматривать вопросы, связанные с развитием финансовых инструментов, по сути дела, финансового рынка для того, чтобы проекты, которые реализуются у частных инвесторов, способствовали экономическому росту.
Приведу пример из эскроу-счетов. Достаточно сложный был переход. Мы работали с Министерством строительства, с Правительством действительно в таком постоянном режиме для того, чтобы обеспечить сложный, но плавный переход.
И вот такое взаимодействие при появлении новых инструментов возможно. Я считаю, что такими сферами могут быть и сферы расширения проектного финансирования, которое у нас не очень развито. Мы делали специальное регулирование, например по проектному финансированию для ВЭБа. Нужно это расширять на все сектора. На финансирование малого и среднего бизнеса, какие-то другие кластеры проектов.
Они могут потребовать изменения в законодательстве, изменения нашей нормативной базы. Это такая прикладная инициатива, где Центральный банк готов активно выступать уже как мегарегулятор. Это не имеет отношения никакого к денежно-кредитной политике. Это две инициативы.
Что касается золотовалютных резервов, мы проводим политику, связанную с тем, чтобы золотовалютные резервы были сохранны, диверсифицированы и, на наш взгляд, структура ЗВР, которая была (вы знаете, мы даем все-таки информацию с некоторым лагом), отвечает именно этим целям. И наши цели управления именно в этом и состоят.
ВОПРОС (РБК):
Два вопроса, если можно. Первый касается эффективности процентной политики. ЦБ начал снижать ставку в июне прошлого года. Прошло более полугода: реакция в ценах, насколько мы видим, слабая. Насколько она была сюрпризом для регулятора? Как вы объясняете такую слабую реакцию и что она говорит об эффективности процентной политики ЦБ?
Второй вопрос касается пресс-релиза. Почему Центробанк перестал закладывать факторы бюджетных трат как фактор неопределенности? Вы раньше его всегда указывали, а сейчас его нет как фактора неопределенности. Почему? Это уже пошла синергия какая-то с Минфином, или какие-то другие причины? Спасибо.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Спасибо. По первому вопросу, что касается воздействия наших решений в области денежно-кредитной политики и их влияния соответственно на процентные ставки, на инфляцию, это занимает время. Мы всегда говорили о том, что денежно-кредитная политика действует с лагом. Это всегда так.
Нами оценивается лаг от принятых нами решений (на инфляцию — ред.) где-то в
Плюс к этому действовали некоторые факторы, которые, может быть, мы недоучитывали в своих прогнозах. В том числе и укрепление курса, которое имеет эффект и сейчас, дезинфляционный эффект. Бюджетные траты во втором полугодии были для нас тоже некоторым фактором неопределенности. И в целом по прошлому году, вы знаете, ненефтегазовый дефицит сложился на уровне 5,4%, то есть чуть ниже того уровня, который мы ожидали.
И в пресс-релизе мы все-таки указываем, что бюджетный фактор — это один из факторов, который будет влиять на инфляцию и в том числе на решение по инвестированию ликвидной части ФНБ. И также на динамику инфляции в 2020 году будет влиять график исполнения бюджетных расходов. Там тоже есть вопрос.
Мы исходим из того, что бюджетные расходы будут более равномерными в этом году, но тем не менее часть решений относится ко второму полугодию. У нас обычно есть сезонность и неравномерность осуществления бюджетных расходов. Просто в прошлом году она была более выраженной. В этом году наверняка такая же сезонность будет.
Много будет зависеть от того, как будут расходоваться те средства, которые были не использованы в прошлом году, в какой период они будут растянуты. Кстати, вот здесь нам как раз и консультации такие более предметные с Правительством нужны для того, чтобы мы могли в своих решениях это учитывать. Такая зависимость сохраняется, и мы в пресс-релизе тоже это сохранили.
ВОПРОС (агентство «Блумберг»):
Скажите, является ли фраза «на ближайших заседаниях» вместо «на одном из ближайших заседаний» индикатором того, что ставка может быть снижена неоднократно в этом году?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Эта фраза, если вы посмотрите, когда мы ее использовали, означает, что есть относительно высокая вероятность снижения ставки на следующем заседании, но она не гарантирована. Может ли быть еще снижение ставки, это зависит от того, как мы будем оценивать экономическую ситуацию, какие данные будут поступать, что будет происходить с инфляцией и не только с текущей инфляцией, а прежде всего, как мы будем уточнять свой прогноз по инфляции, по экономическому росту.
Потому что, принимая решения, мы, безусловно, учитываем и текущую динамику, но для нас основное — это прогноз будущей динамики инфляции и экономического роста. Поэтому в зависимости от ситуации мы будем принимать эти решения.
ВОПРОС (газета «Коммерсантъ»):
Два вопроса, если позволите. Первый вопрос: в пресс-релизе указано, что изменение бюджетной политики в плане социальном не окажет проинфляционного влияния. Если Правительство останется на горизонте трех лет в рамках бюджетного правила, существуют ли такие изменения бюджетной политики, которые будут вами отмечаться как угрожающие в проинфляционную сторону? Возможно ли это вообще? Или если бюджетное правило остается незыблемым, это просто невозможно?
И второй вопрос, его нет в пресс-релизе, не упоминается. Одним из ваших прогнозных факторов является обычно считающаяся константой скорость обращения денег. Это расчетный показатель, однако на него влияют и технологические изменения. Насколько довольно быстрые технологические изменения в бизнесе и некоторые изменения обычаев делового оборота снижают точность ваших прогнозов? Насколько это проблема и можно ли с этим что-то сделать в краткосрочной перспективе двух-трех лет, или нам придется считать, что это не важно?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Спасибо большое за вопрос. Действительно, мы считаем, что проинфляционные риски, связанные с дополнительными бюджетными расходами на реализацию пакета социальных, демографических, инвестиционных мер, по сути дела, проинфляционный эффект (этих мер. — Ред.) очень ограничен и, действительно, во многом благодаря тому, что правительство, как мы понимаем, и мы из этого исходим, будет действовать в рамках бюджетного правила.
Если дальше будут какие-то изменения бюджетной политики, но все будет происходить в рамках бюджетного правила, то, конечно, проинфляционные риски очень ограничены. Я могу потеоретизировать, что если только будет какая-то опять серьезная неравномерность бюджетных трат, допустим, в течение года, это может создавать временные скачки инфляции, подогревать инфляционные ожидания, иметь вторичные эффекты, но это временные факторы. А так, конечно, в целом проинфляционного эффекта мы не видим.
Что касается внедрения технологических инноваций, скорости обращения денег и, главное, снижения транзакционных издержек экономики (потому что благодаря этому происходит снижение транзакционных издержек в экономике) — это в общем-то позитивно для экономического роста. Если говорить о влиянии на макроэкономику, это может иметь позитивный эффект.
Мы сейчас напрямую в макроэкономических прогнозах это не учитываем, потому что по сравнению с другими факторами, которые влияют на те или иные индикаторы, пока это, конечно, незначимый фактор. И действительно, есть сложность. Она не только у нас.
Вы знаете, что во всем мире обсуждается, как вообще мерить эффект цифровых, часто невидимых эффектов новых технологий и в ВВП, и в качестве жизни людей, и в качестве доходов. Это проблема и для нас, но вряд ли Центральный банк собственными силами сможет ее решить. Она есть, она, конечно, в целом может влиять на точность оценки ситуации и дальнейшего развития, может недооценивать позитивные эффекты от развития этих технологий.
Я думаю, что с новыми технологиями всегда так происходит, вот эта некая недооценка, но с этими технологиями особенно, потому что очень большие общественные эффекты от них. Может быть, не коммерциализируемые, не отражаемые в прибыли отдельных компаний и так далее. Это очень важная тема, но мы будем, безусловно, над ней работать, и наши команды исследователей тоже будут смотреть, потому что потенциально это фактор, который должен учитываться.
ВОПРОС (агентство «РИА Новости»):
Эльвира Сахипзадовна, вот ЦБ в пресс-релизе упомянул, что коронавирус является новым фактором неопределенности на ближайшие кварталы для инфляции. Тем не менее ЦБ и ставку снизил ключевую, и практически не поменял свой среднесрочный прогноз. Правильно ли мы понимаем, что ЦБ считает это временным явлением и не ожидает, что коронавирус может стать новым «черным лебедем» в мировой экономике?
И вопрос про инфляцию и курс рубля. Вы сказали, что дополнительным фактором в 2% инфляции стало укрепление рубля. Сейчас рубль ослабевает. Вот, на ваш взгляд, с чем связано ослабление рубля и когда эффект влияния на инфляцию валютного курса будет исчерпан в 2020 году? Спасибо.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается коронавируса. Мы считаем это риском для нашего базового прогноза, мы об этом говорим. Но оценить его эффект пока невозможно, потому что очень много неопределенности. Все будет зависеть, среди прочего, от продолжительности эпидемии.
Но на настоящий момент оценка влияния как незначительного. Будем оценивать эту ситуацию наряду с другими факторами неопределенности, которые есть. И вы сказали: «это черный лебедь». Можно, наверное, назвать черным лебедем. Наша задача, чтобы финансовая, макроэкономическая стабильность были обеспечены. Поэтому повышение устойчивости и создание буферов, подушек безопасности во многом повышает устойчивость всей экономики в целом к такого рода черным лебедям.
Поэтому нужна макроэкономическая стабильность для того, чтобы экономика и уровень жизни людей были менее уязвимы по отношению к таким неприятным, неожиданным вещам.
Что касается курса и инфляции. Во-первых, влияние валютного курса на инфляцию как таковое никогда не будет исчерпано, валютный канал существует. Вот есть движение валютного курса, эффекты накладываются один на другой, поэтому выделять их тоже достаточно сложно. В прошлом году у нас было укрепление курса, в этом году некоторое ослабление. Эффекты накладываются, они протяженные во времени. И в прошлом году, кстати, у нас еще чувствовались дезинфляционные эффекты укрепления курса, но часть этого дезинфляционного эффекта продолжится и в этом году, на наш взгляд. Около 0,2 п.п. мы ожидаем (вклад в снижение — ред.) инфляции от укрепления курса, которое было в 2019 году, но это расчетно.
Что касается ослабления курса, надо будет смотреть за дальнейшей динамикой. Будем в качестве фактора анализировать и динамику курса. И ответ на ваш вопрос: когда исчерпается все-таки влияние укрепления курса. Я сказала 0,2, но сам эффект, наверное, исчерпается где-то к середине года, то есть в первую половину года показатели инфляции еще будут отражать эффект того укрепления, которое было в прошлом году.
ВОПРОС (журнал «Политсиб.ру», г. Барнаул):
Как снижение ставки скажется на потребительском кредитовании и ипотеке? Можем ли мы рассчитывать на минимальные ставки по ипотеке в этом году? Как ставка ЦБ влияет на инвестиции, что будет с инвестициями в этом году?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Безусловно, снижение нашей ставки, а прежде всего снижение инфляции — именно этот фактор влияет на снижение ставок кредитования. И мы этот эффект видим. Ставки потребительского кредитования также снижаются. Ставки по ипотеке достигли исторического минимума — 9%, но, на наш взгляд, это еще не предел и будет дальнейшее снижение ипотечных ставок. Поэтому это расширяет возможности для кредитования, как наших граждан, так и бизнеса. И, конечно, само по себе снижение ставок делает более доступным кредитование инвестиций, прежде всего через то, что низкая инфляция удлиняет горизонт планирования и в принципе приводит к удлинению кредитов — то, что нужно для инвестиций. И мы исходим из того, что инвестиции в 2020 году ускорятся.
ВОПРОС (газета «Ведомости»):
Эльвира Сахипзадовна, хотела бы продолжить вопрос коллеги по поводу социальных расходов. Сейчас Правительство готовит поправки в бюджет, которые должны учесть будущие расходы, предложенные Владимиром Путиным на меры социальной поддержки. И так как вы говорите, что сами меры проинфляционных рисков не окажут, хотелось бы уточнить, каковы возможные источники финансирования этих мер, которые, на ваш взгляд, принесли бы инфляционные риски, и какой из вариантов источников финансирования этих мер вы считаете самым высокорискованным и из-за этого, возможно, менее или более желательным? Спасибо.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Самыми проинфляционными будут, скорее всего, те меры, которые будут связаны с изменением бюджетного правила. Но, насколько мы понимаем, эти меры будут профинансированы именно в рамках бюджетного правила.
ВОПРОС (агентство «Интерфакс»):
Вы еще не определились с механизмом увязки ваших операций по покупке валюты в рамках бюджетного правила с инвестициями из ФНБ? Когда, вы ожидаете, уже начнутся траты ФНБ после превышения планки в 7%? В какой именно период?
Второй вопрос. 1 января вступили поправки в Бюджетный кодекс, оставляющие один вид гарантий — отзывный. Не ожидаете, не видите ли вы здесь риск роста резервов крупных банков, которые использовали госгарантии? Будете ли вы принимать меры или послабления для них?
И третий вопрос. Не продолжили ли вы обсуждать уже с новым Правительством возможную продажу пакета Сбербанка? И, может быть, с уходом некоторых министров из старого Правительства этот вопрос как-то подвис.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Что касается увязки наших покупок валюты с использованием средств ФНБ. Мы в тесном контакте с Минфином продолжаем обсуждать этот механизм. Я уже, кажется, говорила, но повторю еще раз: мы обязательно об этом объявим. Но объявим после того, как сам механизм будет отражен в законодательстве. Будет отражен — и мы объявим, какой будет механизм.
Уверяю вас, что мы заинтересованы в том, чтобы это было прозрачно для рынка. И чтобы этот механизм имел наименьшее влияние на динамику финансовых рынков. Когда начнутся эти траты? На наш взгляд, где-нибудь ближе, наверное, к середине этого года. Вряд ли раньше. Это надо будет, скорее, у Минфина спросить.
Что касается гарантий. Действительно, с внесением изменений, поправок в Бюджетный кодекс гарантии перестают быть тем инструментом, по которому мы готовы принимать тот факт, что резервы не создаются. Потому что гарантия, когда она может быть отозвана по большому кругу обстоятельств, не позволяет просто автоматически иметь нулевые резервы. Тогда банки должны оценивать финансовое состояние заемщика, как и полагается, и в зависимости от его состояния, от качества этого заемщика формировать резервы, если эти бюджетные гарантии будут, таким образом, отзывными.
Это в интересах банков. И, кстати, банки понимают, что им нужно управлять рисками. Это же не просто показать более низкие резервы надзирающему органу. Это реально, и надо понимать, что кредит, выданный, либо он возвращается, либо он кем-то гарантирован. Институт гарантии как раз существует для того, чтобы понимать, что третье лицо берет на себя обязательство по возврату, например, кредитов.
Если такое обязательство пропадает, конечно, мы не сможем учитывать его в той мере, как это было до сих пор.
И что касается переговоров по продаже Сбербанка. Они еще не закончились, они продолжаются. Они идут.
ВОПРОС (агентство «Блумберг»):
У меня два вопроса о трендах, которые, может быть, они современные в мире, но нас еще, Россию, пока еще не очень коснулись. Но интересно ваше мнение, как наиболее прогрессивного профессионального института в России.
Мир инвестиций меняется. И сейчас крупнейшие иностранные инвесторы инвестируют в компании с высоким рейтингом ответственного инвестирования ESG. Вот российских компаний с таким рейтингом нет. И в нашей, так сказать, топливной экономике трудно их наблюдать. Вы не считаете это риском для финансового рынка России? Это первый вопрос.
И второй. О климате. Крупнейшие центральные банки мира стали обращать внимание на изменение климата, на риски изменения климата. Эти риски представляют, собственно, долгосрочную угрозу для мировой экономики, включая инфляцию и финансовую стабильность. Вы как-то смотрите, вообще, на риски изменения климата? Как-то собираетесь включать в свои, не знаю, в регулирование финансовых компаний, может быть, в денежно-кредитную политику? Как, вообще, вы смотрите в эту сторону или нет? Спасибо.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Спасибо. Действительно важные вопросы. Требования к инвестированию, наверное, давно перестали быть только тем, чтобы была определенная доходность на капитал и так далее. Разные требования выставляются. То, о чем вы говорите, — это тренд, который будет только нарастать. И мы это прекрасно понимаем. И безусловно, российский рынок как часть глобального рынка постепенно также будет к этим требованиям и приспосабливаться, и, может быть, вырабатывать свои.
Например, в части «зеленого» финансирования. Эта тема сейчас в фокусе нашего внимания. Мы стали активно на эту тему работать. Нельзя сказать, что в нашей стране ничего не сделано. У нас, кстати, есть и примеры выпуска «зеленых» облигаций, но практика очень мало развита. И здесь речь идет не только о финансировании проектов, которые связаны именно с «зелеными» финансами, но, действительно, о более полном учете рисков, которые могут быть связаны с климатическими изменениями. И не только в страховании, но и в банковском кредитовании, и в других сферах.
Мы сейчас специально смотрим, как эти риски можно выделять, как можно считать. Смотрим на международный опыт. И это действительно один из приоритетов. Я думаю, что он выразится и в некоторых новых подходах, которые мы будем обсуждать с рынком, безусловно, возможно, в изменениях к регулированию. Тема очень важная. Я с вами абсолютно согласна.
Немедленных рисков каких-то в нынешний момент нет. Вы спросили: есть ли риски для российского финансового рынка. Каких-то таких актуальных на сегодняшний момент, конечно, нет. Но это проблема будущего развития финансовых рынков, которую мы должны учитывать.
ВОПРОС (агентство ТАСС):
Я хотела уточнить по поводу рабочей группы с Правительством. Понятно ли, кто уже войдет в ее состав? И когда будет первое заседание? Спасибо.
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Мы сейчас формируем со своей стороны предложения: кто должен войти, темы, которые нужно обсудить, — это сейчас в процессе проработки находится.
ВОПРОС (газета «Владивосток», г. Владивосток):
Один из самых востребованных банковских продуктов у россиян — депозиты. Такой вид сбережения средств популярен у людей всех возрастов. Снижение доходности вкладов в результате снижения ключевой ставки не приведет ли к массовому снятию средств с депозитов и вложению денег в наличную иностранную валюту?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Действительно, когда ставки снижаются, они снижаются и по кредитам, и по депозитам. Мы иногда об этом забываем. По депозитам снижаются ставки. Тем не менее они остаются положительными для вкладов, и мы видим, что рублевые вклады населения в прошлом году выросли на 10%. То есть сбережения в банках остаются привлекательными для населения.
Но тем не менее мы видим, конечно, и активизацию спроса населения на другие финансовые инструменты, где люди хотят получить большую доходность, выходят на рынки. У нас в этом году действительно рекордный приток розничных инвесторов на фондовый рынок. Граждане делают свой выбор. Депозиты — это застрахованный финансовый инструмент.
А там, где большая доходность, часто нет страховки. Люди должны делать этот выбор, на наш взгляд, осознанно. Поэтому мы, кстати, и продвигаем законопроект о квалифицированных и неквалифицированных инвесторах, чтобы права граждан при более активном выходе на финансовые рынки и интересе их и к другим инструментам, кроме банковских депозитов, при этом выходе были защищены.
ВОПРОС (агентство «Блумберг»):
Можно вопрос по поводу нефти? Вы не изменили прогноз по цене на нефть. А вообще, вы, делая этот прогноз, закладываете какое поведение ОПЕК? То есть продолжение сокращения, углубление сокращения добычи нефти? И просчитывали ли такое соглашение, как оно позитивно в целом действует на российскую экономику или же негативно?
Э.С. НАБИУЛЛИНА:
Вы знаете, это соглашение периодически продлевается, и параметры его могут меняться. Мы понимаем, что этот фактор неопределенности по поводу соглашения — он существует. Поэтому мы свои прогнозы стараемся делать консервативными. Поэтому не меняли наш прогноз по цене на нефть сейчас. Кстати, текущая цена на нефть достаточно пока близка к тому, что сейчас (в прогнозе. — Ред.).
Если будут известны будущие параметры соглашения — будет оно продлено, не будет, в какой форме — мы учтем и рассчитаем, но только после того, как эти параметры появятся.
То есть системный подход — быть консервативными и учитывать эффекты, когда нам известны параметры.
Спасибо.